Время мира

Однако же антверпенская экономика вновь оживится, но в совсем ином плане — то будет ее третий взлет. Сразу же после мира в Като-Камбрези (1559 г.), развеявшего призрак войны между Валуа и Габсбургами, возобновилась торговля с Испанией, Францией, Италией, странами Балтийского бассейна, где наблюдалось любопытное возвращение ганзейцев (именно в эту эпоху строится в Антверпене великолепный Ганзейский дом²⁵¹). Невзирая на периодически возникавшую угрозу войны между Францией и Англией, между Данией, Швецией и Польшей, несмотря на захваты и конфискации кораблей в Ла-Манше, Северном или Балтийском морях, антверпенская торговля оживилась, не обретя, однако, вновь своего предкризисного уровня²⁵². К тому же возникли препятствия со стороны Англии. Ревальвация фунта стерлингов в начале правления Елизаветы повергла экономику острова в глубокий кризис, который объясняет неприязнь англичан к ганзейцам и нидерландским купцам. В июле 1567 г. после долгих колебаний англичане избрали Гамбург перевалочным пунктом для своих сукон, и этот город, открывший им более легкий доступ на немецкий рынок, нежели Антверпен, очень быстро оказался способен аппретировать и продавать сырцовые английские сукна²⁵³

. Для Антверпена то был серьезный удар. К тому же Томас Грешэм, слишком хорошо знавший антверпенский рынок, заложил в 1566 г. первый камень Лондонской биржи (London Exchange). И в этом плане Англия тоже жаждала независимости от Антверпена, это было в некотором смысле бунтом сына против отца.

Именно в таких условиях Антверпен стал искать и нашел свое спасение в промышленности²⁵⁴. Капиталы, не находя себе более полного употребления в торговой деятельности или в государственных займах, обратились к мастерским. В Антверпене и по всем Нидерландам произошел необычайный

подъем производства сукон, холста, обойных материалов. Даже в 1564 г. можно было при взгляде на город биться об заклад по поводу будущей его судьбы. В самом деле, то, что вызовет его падение, была не экономика сама по себе, а обширные социальные, политические и религиозные смуты в Нидерландах.

Кризис неповиновения — ставили диагноз политики. На самом деле — религиозная революция, вышедшая из глубин, с подспудно сопровождавшими ее кризисом экономическим и социальными драмами дороговизны²⁵⁵. Рассказывать об этой революции, анализировать ее не входит в нашу задачу. На наш взгляд, важно было то, что Антверпен с самого начала был захвачен беспорядками. Эпидемия иконоборчества на протяжении двух дней, 20 и 21 августа 1566 г., сотрясала город посреди всеобщего изумления²⁵⁶. Все могло бы еще окончиться миром при условии компромисса и уступок правительницы Маргариты Пармской²⁵⁷

, но Филипп II избрал путь силы, и через год, почти день в день после антверпенских бунтов, герцог Альба прибыл в Брюссель во главе экспедиционного корпуса²⁵⁸. Порядок восстановился, но война, которая вспыхнет лишь в апреле 1572 г., уже подспудно началась. В Ла-Манше и в Северном море англичане захватили в 1568 г. бискайские сабры (zabres), груженные тюками шерсти и серебром, предназначавшимся герцогу Альбе, плюс контрабандным серебром, которое перевозчики прятали²⁵⁹

. Связь морем между Нидерландами и Испанией была практически прервана.

Конечно, Антверпен умрет не сразу. Еще долгое время он будет оставаться важным центром, средоточием разных отраслей промышленности, финансовым опорным пунктом для испанской политики, но деньги и векселя для оплаты войск на испанской службе на сей раз будут поступать с Юга, через Геную, и именно в Геную, в силу такого маршрутного отклонения политического серебра Филиппа II, переместится центр Европы. Падение международного значения Антверпена отмечалось вдалеке и как раз на средиземноморских часах. Я сейчас объясню это.

Оригинальность Антверпена

Относительно кратковременный успех Антверпена представлял, однако, важное, а отчасти и оригинальное звено истории капитализма.

Конечно, Антверпен в большой мере проходил школу у своих иностранных гостей: он скопировал двойную бухгалтерию, которой его, как и остальную Европу, обучили итальянцы; для международных расчетов он, как и все (хотя и с определенной осторожностью и даже скупостью), пользовался векселем, включавшим его в кругообороты капиталов и кредитов от рынка к рынку. Но при случае он умел изобрести и свои собственные решения.