Время – назад! (сборник)

Как рассказал парень собравшимся вокруг него перепуганным работникам, взобравшись на церковный купол, увидел он, что на перекладине креста сидит древний-древний дед ростом не выше семилетнего мальчонки, с длинными седыми волосами, перехваченными на лбу кожаным ремешком, и такой же длинной, но черного цвета бородой, конец которой был заплетен в тугую косицу. Одет был старик в алую рубаху в крупный белый горох и синие широченные штаны, а на ногах имел новенькие лыковые лапоточки. Сидит, значит, этот дедок на самом краю перекладины креста, помахивает себе ногами в лапоточках, и вроде как даже дела ему никакого нет до того, что внизу происходит. Но, увидев забравшегося на церковь маляра, дед сделал сердитое лицо и, погрозив комсомольцу пальцем, лишь одно только слово и произнес: «Отнюдь!» Тут-то парень и ахнулся вниз.

После этого случая работы в монастыре были временно приостановлены, а из областного центра была вызвана авторитетная комиссия. В состав комиссии входили дипломированные специалисты, которые должны были дать конкретное заключение по поводу произошедшего. И хотя раздавались голоса скептиков, утверждавших, что, мол, накануне того, как свалиться с купола церкви, маляр-комсомолец всю ночь с приятелями брагой надирался, комиссия пришла к выводу, что в старом Ярском монастыре действительно имеют место паранормальные явления. Что, впрочем, нисколько не мешает переоборудованию монастырских помещений под склад готовой продукции шляпкогвоздевой фабрики. Однако желающих лезть на купол церкви, чтобы скинуть с него крест, больше не нашлось, поэтому так и простоял склад Ярской шляпкогвоздевой фабрики под крестом без малого семьдесят лет, пока в соответствии с новой линией партии и правительства, все члены которого внезапно ощутили в душе своей пламень истинной веры, не был вновь преобразован в действующую церковь.

Корнилыч любил свой город. Когда он сидел на нуле, то мог часами глядеть из окна на знакомые крыши, и это в какой-то мере смягчало тяжесть похмелья.

Вдоволь налюбовавшись крышами родного Ярска и еще разок хлебнув водицы из-под крана, Корнилыч собрал в сетку штук пять пустых винно-водочных посудин и одну невесть откуда взявшуюся бутылку из-под «Боржоми» и, спустившись на три этажа вниз, позвонил в квартиру, где проживал его хороший приятель Иосиф Моисеевич Хван – в тяжелые времена у него всегда можно было перехватить червончик-другой до зарплаты.

К несчастью, дверь открыла жена Хвана, по непонятной причине недолюбливавшая Корнилыча. Несмотря на то что Корнилыч вовремя успел спрятать за спину сетку со стеклотарой, жена Хвана подобно фурии взмахнула широкими рукавами красного, как пролетарское знамя, халата и с криком: «Неча тебе здесь делать! Пшел вон!» – захлопнула перед Корнилычем дверь.

– Грубое, вульгарное чудовище, – с драматичным спокойствием произнес Корнилыч, обращаясь к обитой черным дерматином двери. – Мне невыносимо больно слышать подобные слова из уст дамы с высшим образованием. Увы, женщины, с их гипертрофированным эгоцентризмом, никогда не смогут понять мужчин, – заключил он, не спеша спускаясь по лестнице.

Между вторым и третьим этажом Корнилыча обогнал невысокий лысоватый мужчина в очках. «Профессор» – так обычно именовал его про себя Корнилыч. Они нередко встречались на лестнице или возле подъезда, но никогда прежде даже не здоровались – Профессор, не замечая Корнилыча, пробегал мимо. Сегодня же Профессор, к величайшему удивлению Корнилыча, приветливо кивнул ему и, хитро улыбнувшись, спросил:

– Тоже в магазин?

– Туда, – растерянно ответил Корнилыч.

– Ну-ну, – снова улыбнулся Профессор и прибавил шагу.

Взглянув на Профессора со спины, Корнилыч удивился еще больше. Он привык видеть Профессора с чуть потертым, придающим солидность портфелем в руке. Сегодня же сосед размахивал двумя огромными пустыми хозяйственными сумками, а на плечах у него висел новехонький рюкзак, в который без труда вошел бы в сложенном виде целый туристический лагерь с байдарками и недельным запасом дров для костра.

Выйдя из подъезда, Корнилыч даже присвистнул от удивления – улица, обычно в это время дня почти пустая, была похожа на тропу, проложенную зловредными домашними муравьями к сахарнице. Люди сновали из конца в конец, едва не налетая друг на друга. И каждый нес в руках необъятные хозяйственные сумки.

Корнилыч задумчиво почесал затылок, размышляя: не праздник ли сегодня какой? Он хотел даже остановить кого-нибудь из прохожих и поинтересоваться причиной странного столпотворения, но вид у тех, кто пробегал мимо него, был столь озабоченный и серьезный, что Корнилыч постеснялся приставать к незнакомым людям с расспросами.