Время перемен. Предмет и позиция исследователя (сборник)

Чтобы представить последнюю, нужно – как и показала классическая политэкономия, а отчасти и соответствующая ей реальность товарного хозяйства – задать множество «горизонтально» связанных субъектов, то есть связанных только транзитивными отношениями, в которых элементы выступают в качестве эквивалентных. Взаимосвязи и взаимозависимости между элементами «горизонтального» ряда полностью (то есть эквивалентно) обратимы, что и составляет их специфический признак. Примерами служит разделение труда и обмен благами между независимыми субъектами экономического действия. Конечно же, полностью эквивалентный обмен – идеально-типическая категория, которая может считаться лишь приближением к «классической» ситуации; в реальности любой акт обмена содержит, вероятно, определенную «долю» неэквивалентности, поскольку на него так или иначе влияют системы иерархических связей (монополии, власти и пр.).

Мерилом и гарантом эквивалентности отношений может служить лишь «третий», посредующий элемент всякого акта обмена, обладающий универсальностью. Исторически роль такого универсального посредника исполняли деньги (без ущерба для содержания можно перевернуть сделанное утверждение: только тот материал, который годился для функции универсального посредника, и мог приобрести значение денег, которые гарантируют эквивалентность обмена именно потому, что сами служат эквивалентом).

Известно, правда, что в социологической и близкой к ней литературе неоднократно делались попытки обнаружить иные структуры, способные исполнять функции универсальных посредников в системах социального действия. Так, Парсонс допускал возможность поставить в один ряд с деньгами власть и влияние[369]. Леви-Строс рассматривал в качестве универсальных средств обращения в примитивном обществе «блага», «коммуникации» и «женщин» (в системах брачных отношений)[370]

. Подобные попытки прямо или косвенно исходят из «обменной» концепции общественных отношений, восходящей к Бентаму и Миллю, а в последние годы представляемой прежде всего Хомансом[371]. И старые, и современные ее сторонники допускают возможность конструировать концепцию общества по классической «экономической» модели, а концепцию человеческого поведения – по модели «экономического человека»[372]

.

Принципиальной ошибкой концепций такого рода является смешение различных типов социальных связей и действий – тех, которые выше были обозначены как «вертикальные» и «горизонтальные». Дело в том, что «вертикальные» связи не носят характера обменов, а действующие в них посредующие структуры имеют иную социально-культурную природу, чем средства обмена.

Всякое социальное действие, всякое отношение между элементами социальной структуры явно или неявно опосредовано определенными знаковыми образованиями, которые выполняют функцию соотнесения данного действия с нормативно-ценностными стандартами. Это относится и к знакам меновой стоимости, и к знакам влияния или престижа. (Кстати, извечный – после Канта – спор о значении «реальных» и «воображаемых» талеров[373]

не может быть разрешен при помощи философских категорий материального и идеального, без обращения к категории нормативной санкции: листок бумаги, которому придает какие-либо функции индивидуальное воображение, ничего не стоит, но если определенные функции получают нормативную санкцию в данной культуре, он становится мерой и эквивалентом блага.)

Однако знаки власти, престижа, доверия и т. п. (иначе говоря, знаки «вертикальных», «иерархических» отношений) не действуют как эквиваленты соответствующих структур, не служат мерой сравнения элементов действия, они – лишь символы соответствующих отношений. А где нет «меры», не может быть и «обмена» (нас в данном случае не интересует историческая последовательность негаций). Взаимозависимость элементов социального действия в «вертикальных» структурах не означает ни эквивалентности, ни обмена. «Власть» или «престиж» в таких структурах взаимообусловлены «поддержкой», «доверием» и т. п., но отнюдь не «обмениваются» на них. Другое дело, что в определенных ситуациях право (скорее привилегия) на управляющее воздействие может переходить от одного субъекта к другому в порядке обмена. («…Но можно рукопись продать»: это относится к разного рода индульгенциям, лицензиям и пр.; аналогичная ситуация отражена в праисторическом примере с обменом первородства на похлебку.)

Нельзя считать обменным и любые иные (не только управляющие) коммуникативные процессы в обществе, так как в них на самом деле происходит распространение информации, а не переход ее от одного «владельца» к другому. (Опять-таки совершенно иные принципы действуют в ситуации передачи «привилегии» на определенную информацию.) Обмен же всегда представляет собой игру с нулевой суммой. Нельзя поэтому признать достаточно строгими и суждения Леви-Строса относительно «циркуляции коммуникаций».