Читаем Время первых. Лекции по истории античной литературы полностью

Вот, например, в пятой песне поэмы рассказывается о том, как греческий герой Диомед вступает в бой с самим богом войны Аресом и ранит ручку Афродиты. Это не богоборчество: он знает, что богам ничем навредить не может. Но само то, что он способен пойти на такое, придаёт ему славы, он как бы уравнивается с богами. Это не борьба, а желание доказать, что человек может и с богами сразиться, но без всякого протеста против них. Вообще, никакого противостояния богам в «Илиаде» нет…

Боги принимают активное участие в событиях. Они непосредственно вмешиваются в происходящее. Допустим, эпизод из первой песни «Илиады». Ахилл в гневе на Агамемнона, даже готов на убийство. Но является богиня Афина и останавливает Ахилла, не дает ему это совершить. Ахилл не может убить Агамемнона. Второй пример – с Патроклом. Ахилл его предупреждал: «Можешь сражаться с кем угодно, но только не с Гектором». Он знает, что Патроклу суждено погибнуть от руки Гектора. Но Патрокл не слушает друга и вступает в поединок. Гектор убивает Патрокла. Однако в «Илиаде» это дано как вмешательство бога Аполлона, который помогает Гектору сразить соперника: выбивает из рук Патрокла копьё.

Гегель в своей «Эстетике» разбирает эти эпизоды и даёт им следующую интерпретацию. Он считает, что Гомер изображает внутреннее состояние человека, но показывает его классически – через внешнее явление бога. В частности, в первом случае Ахилл всё-таки понял, что он не может лишить жизни Агамемнона, и это его душевное сомнение показано как явление богини мудрости, которая останавливает руку героя. А второй эпизод Гегель объясняет так: Гектор – более могущественный герой, и, кроме того, это уже конец битвы, Патрокл устал. Но верно ли подобное объяснение? С одной стороны, да. Так можно понять, наверное, и так можно объяснить. Но почему бы Гомеру так и не представить событие? Это вполне в его силах. Он мог бы сказать, что Ахилл проявил благоразумие, а Патрокла сгубила усталость… Почему Гомеру всё-таки необходимо вмешательство богов?

Возьмём два более сложных примера. Поединок Гектора и Ахилла – решающее событие в поэме. Сам Зевс не знает, кто должен одержать победу, и бросает жребий. Так он узнаёт, что победа достанется Ахиллу. И Ахилл побеждает. Прямого вмешательства в ход поединка здесь нет. Но сначала всё-таки был жребий…

Или финал. Мы к этому ещё вернёмся, а пока хочу отметить главное: убив Гектора, Ахилл издевается над его телом, привязывает к колеснице и трижды протаскивает растерзанный труп вокруг могилы Патрокла. Аполлон, который, между прочим, покровительствовал Гектору, возмущён таким бесчинством. Он обращается к Зевсу. А Зевс велит богине Фетиде остановить Ахилла. Фетида убеждает сына вернуть тело Приаму. Это – божественная мотивировка.

Однако когда Приам приходит к Ахиллу и просит его отдать тело сына, он напоминает герою о его собственном отце, ведь подобное с ним тоже могло случиться. Ахилл проникается сочувствием к Приаму. И это его личный душевный порыв, хотя за ним и стояло решение богов. А кроме того, Ахилл делает то, чего от него и не требовалось: он обещает двенадцать дней не атаковать Трою, чтобы Приам и троянцы смогли со всеми почестями похоронить Гектора.

Этот момент в «Илиаде» получил особое название – «закон двойного зрения»: одно и то же событие здесь имеет как бы две мотивировки. Одна – психологическая, жизненная, а другая – божественная. В обоих примерах это выступает вполне очевидно. Ахилл одержал победу над Гектором: физически он явно превосходил троянца, всё-таки – сын богини. Но есть и другое объяснение его победы – выпавший жребий. А во втором случае – вспомнив отца, Ахилл проявил великодушие. Но, в то же время, таково было решение богов…

Собственно, и в предыдущих примерах присутствовала та же двойственность. Можно, конечно, сказать, что Ахилл проявил мудрость, – но именно в этот момент ему явилась богиня Афина. И то же самое с Патроклом: конечно, вполне реально, что Гектор оказался более сильным воином. Однако есть и другая причина его поражения: в события вмешался бог Аполлон.

Закон двойного зрения в данном случае означает: всё, что происходит в поэме, совершается неизбежно. Если бы не было второй, божественной, мотивировки, то, возможно, всё могло бы сложиться иначе. Но тут – не может быть иначе. Мог Ахилл убить Агамемнона? Мог. А почему бы и нет? Он был в гневе… Но появление бога говорит о том, что вершится судьба и никаким случайностям здесь нет места.

Но надо сказать, закон двойного зрения – это закон всякого произведения искусства. В любом романе это присутствует. Например, пушкинский «Евгений Онегин». Часто задают вопрос, почему Татьяна всё же не ушла к Онегину. И находят много разных объяснений…

Пушкин создал сложный психологический рисунок:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография
Вторжение жизни. Теория как тайная автобиография

Если к классическому габитусу философа традиционно принадлежала сдержанность в демонстрации собственной частной сферы, то в XX веке отношение философов и вообще теоретиков к взаимосвязи публичного и приватного, к своей частной жизни, к жанру автобиографии стало более осмысленным и разнообразным. Данная книга показывает это разнообразие на примере 25 видных теоретиков XX века и исследует не столько соотношение теории с частным существованием каждого из авторов, сколько ее взаимодействие с их представлениями об автобиографии. В книге предложен интересный подход к интеллектуальной истории XX века, который будет полезен и специалисту, и студенту, и просто любознательному читателю.

Венсан Кауфманн , Дитер Томэ , Ульрих Шмид

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Языкознание / Образование и наука
История лингвистических учений. Учебное пособие
История лингвистических учений. Учебное пособие

Книга представляет собой учебное пособие по курсу «История лингвистических учений», входящему в учебную программу филологических факультетов университетов. В ней рассказывается о возникновении знаний о языке у различных народов, о складывании и развитии основных лингвистических традиций: античной и средневековой европейской, индийской, китайской, арабской, японской. Описано превращение европейской традиции в науку о языке, накопление знаний и формирование научных методов в XVI-ХVIII веках. Рассмотрены основные школы и направления языкознания XIX–XX веков, развитие лингвистических исследований в странах Европы, США, Японии и нашей стране.Пособие рассчитано на студентов-филологов, но предназначено также для всех читателей, интересующихся тем, как люди в различные эпохи познавали язык.

Владимир Михайлович Алпатов

Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука