Время просить прощения

…А что, это вполне в духе наших душителей свобод, запихнут в дурку, а там все, овощ через месяц. Так накачают каким-нибудь галоперидолом, что забудешь, как тебя зовут. А я теперь вовсе не хочу забывать о том, кто я есть. Я – другой. Тот, что был ранее, умер там, на войне, причем несколько раз. Новый я, теперь все будет по-другому.

Девушка проверила бутылочки на стойках, одну поменяла и попросила лежать спокойно и попытаться уснуть. Я пошутил было, сказав, что спал полгода, но один черт, как-то быстро сморило, и я уснул. Спокойно, без снов и кошмаров.

Дед ночью не пришел, да и я не просыпался. А вот с утра меня ждал настоящий кошмар! Точнее, куча врачей, все с какими-то приборами, пробирками и прочим. Все лезут, по очереди задают дурацкие вопросы. А я лежу, смотрю на них и невольно сравниваю с теми… Врачи в Ленинграде сорок второго были не в таких белых халатах, да и лица у них были истощенные, а вот в глазах сочувствия больше. Вон один, хирург вроде, судя по бейджику на груди, с такой ряхой, что аж завидно, смотрит на меня, а у самого в глазах только жажда урвать побольше.

– И все же, Всеволод, как вы чувствуете себя на самом деле? Вопрос не праздный, вы были в коме длительное время, последствия могут быть очень серьезными. Для вашего же блага нам требуется провести ряд анализов…

– Ой, док, да берите вы чего хотите, только уберите эту толпу отсюда, дышать нечем, – тяжко выдохнул я и прикрыл глаза.

Суета поднялась знатная, но все же врачу удалось выгнать из палаты всех, остались только он и медсестра. Продолжая меня осматривать (то давление измерял, то температуру), врач задавал вопросы. Каверзных не было, хоть я и ждал, в основном все по делу, то есть о моем самочувствии.

– Скажите, доктор, а полиция все еще здесь? – поинтересовался я.

– Пост был снят через неделю после того, как вы впали в кому. Но сейчас им уже сообщили.

– Понятно. Вы не знаете, суд-то был? – задал я насущный вопрос.

– Да, это мне известно. Дело громкое было. Но вас на нем не судили. Сюда приезжали различные деятели, чтобы убедиться в вашем состоянии, но и только.

– Понятно. Посадили кого-нибудь?

– Нет, все отделались условными сроками и штрафом. Но, не буду скрывать, если бы вы были на суде, то одного человека точно бы посадили.

– Да, и по делу, – кивнул я.

Ну а что, думаете, я все еще прежний? Ха-ха. Очень смешно. За то время, что я провел в Ленинграде, я осознал все, что можно было осознать и прочувствовать. Не дай Бог кому такое сейчас пережить. Это я не о себе, а о людях, что вынесли на себе такой груз, как Великая Война. Кто, как не я, сейчас понимаю это. Да, пожалуй, и нет в этом мире того, кто смог бы прочувствовать на себе то, что видел я. Кроме ветеранов, конечно, здоровья им и долгих лет.

– Можно еще вопрос, док?

– Спрашивайте, – кивнул врач, все это время с интересом глядя на меня.

– А как тот ветеран, ну, которого я толкнул? Он был на суде?

– Так в том-то и дело, – даже отвернулся врач, – что не мог он там быть. Почему, думаете, такой резонанс пошел? – Видя мой непонимающий взгляд, доктор продолжил: – Главный пострадавший в том инциденте умер на следующий день. Он к нам не попадал, знаю только то, что говорили сотрудники полиции. Сердце не выдержало, ударился-то он несильно, а вот сердце… Человек слишком много пережил, это послужило толчком…

– А как же…

Я хотел спросить, как тогда он сюда приходил, да только понял, как. Вот почему я так странно его видел, да и медали… Ведь он выглядел всегда одинаково! Как я не въехал сразу, что его больше нет?!

– Что?

– Виноват я, вот что… – И я выругался. – Когда уже менты придут, хоть скажут уже, на зону мне или куда?

– Уже пришли, не причитай! – услышал я голос от дверей.

– Ну и хорошо, – кивнул я.

– Что, торопишься? – ухмыльнулся мент.

Хоть и в штатском, да только их по лицу узнать всех можно.

– Да, дело есть, нужно закончить, – серьезно сказал я.

– Закончим, а то как же!

– Да я не о вашем деле. Это-то не убежит. Мне свое закончить нужно. Извиниться я хотел…

– Там, возле памятника, нужно было извиняться. Теперь уже поздно.

– Лучше поздно, чем никогда. Поздно бывает, только когда пуля в тело входит, на все остальное время есть.

– Тебе-то откуда знать, как она входит? Ты же даже в армии не служил!

– Знаю, – коротко бросил я, – побольше всех вас знаю.

Видимо, что-то в моих глазах было страшным, поскольку я увидел, как мента передернуло, и он отшатнулся.

…Я не знаю, что повлияло. Мои просьбы, просьбы общественников (резонанс-то был серьезным), а может, и просто желание посмотреть, что я буду делать, однако, хоть и под конвоем, но все же через месяц меня отвезли на Новодевичье.

Могила была вся в цветах, видно, что следят за ней, ухоженная. Подойдя к оградке, не открывая, вошел и упал на колени. Начинался дождь, но я не обратил внимания на грязь, начинающую пропитывать мою одежду. Там, в своих видениях, я и не в такой грязи бывал.