— Андрей Григорьевич, ну вы чего, — деланно обиделся я, — если вы о том валютном счёте в Deutsche Bank AG, то мы с Фёдором Константиновичем уже обо всё договорились. Даже Аню отдали замуж на время за немца, чтобы она доступ к счёту получила, он же на предъявителя, любой может деньги эти снять. Так что я и так богатым стану, как только она снимет деньги оттуда.
Услышав такое, Пень натуральным образом заплакал. Слёзы лились из глаз, и он пачкался лицом в свежей земле.
— С…и, всех ненавижу! С…и, — рыдал он, бессильно воя.
— Ну Андрей Григорьевич уж простите, могли сами со мной помириться, — я сделал вид, что мне его стало жалко, — мы с вами хоть и не были друзьями, но и не враждовали. Если бы не эти МУР-цы со своими допросами, я бы вообще молчал про вас и интернат.
Он словно тонущий, схватился за брошенную мной соломинку.
— Да, конечно Вань! Я ведь столько для тебя хорошего сделал! Пусть в некоторых моментах и был неправ, но и ты хорош! Натравил на меня эту проверку, чуть всю душу не вытрясли.
— Андрей Григорьевич, а вы обо мне гадости во всесоюзные газеты сочиняли, — напомнил я ему, — но я не в обиде, вы кстати слышали? Как эта тварь Брежнева на меня запала? Пришлось даже из Москвы уехать.
— Конечно Вань, — закивал он головой, — мне много чего про эту престарелую шл…у рассказывали. И как она с женой Щёлокова бриллиантами торгует, пользуясь прикрытием мужа, и про их бл. во я тоже много чего слышал.
— Эх, хороший вы человек Андрей Григорьевич, — вздохнул я, снова вставая, — но сами понимаете, я женюсь уже на немке по документам, и денежки со счёта будут у меня, пока её папочка не выйдет на заслуженную пенсию и приедет к нам, чтобы внуков нянчить.
— Ваня, — он судорожно соображал, понимал, что мой лом в руке рядом с его головой, ни к чему хорошему не приведёт, — слушай, а давай, эти деньги только нам достанутся? Я много не прошу, пусть тридцать процентов, остальное готов тебе отдать!
Я задумался, и он мгновенно понял, что это и правда его единственный шанс.
— К сожалению, я вам не верю Андрей Григорьевич, это вы сейчас такой добрый, а как станете свободным только и ищи вас, — наконец решил я, поднимая лом.
— Ваня! — заверещал он, — не губи! Всё отдам, только освободи!
— Хорошо, пусть я вам поверил. Давайте только Андрей Григорьевич проверим, насколько вы честны со мной? — я снова убрал лом к его большому облегчению, — я вам называю цифру, вы говорите следующую, если вы называете её неправильно, я вам ломаю руку или ногу? А? Как вам предложение?
Он застучал зубами.
— Девять, — назвал я первую цифру номерного счёта в Deutsche Bank AG.
— Один, — его глаза тут же стали тухнуть, когда он понял, что мне известен полный номер.
— Давайте проверим пароль? — предложил я, — кто начнёт? Я? Или вы?
— Не нужно Иван, я понял, что ты хочешь, — хрипло ответил он, — дай мне честное своё слово, что ты меня отпустишь и я скажу пароль сам. Видимо КГБ-шник не доверяет тебе, раз не сказал пароль доступа к счёту.
— Не сказал гнида, — стеснительно развёл я руками, признавая, что он раскусил мою хитрость.
— Иван? Я доверюсь твоему слову, — он посмотрел на меня с ожиданием.
— Не знаю, у меня и так эти деньги уже почти в руках, осталось только подождать пару лет, — я задумчиво почесал голову.
— Ты их заберёшь один, сам, а я просто уеду куда-нибудь и буду жить скромной жизнью.
Мне пришлось сделать задумчивый вид и нехотя согласится, поскольку если бы я сразу пообещал, то он бы наверняка заподозрил неладное.
— Хорошо, называйте пароль, я вас отпускаю, если он окажется неверным я всё равно ничего не теряю, вернусь к плану «А», но только попрошу Фёдора Константиновича найти вас и поговорить уже предметно.
— 9980 7654 9765 3346, - быстро продиктовал он.
— Я держу слово, — воткнув лом в землю, я подошёл и наклонился, чтобы якобы его развязать, а сам кастетом, снова оглушил Пня. Затем безвольное тело подтащил к яме, сломал ему ломом обе руки, чтобы точно не выкарабкался из могилы и посадил вниз в сидячем положении. Затем бережно укрыл ветками, чтобы земля на него не сыпалась и осталось немного воздуха, а затем стал закапывать, живьём. Я специально решил подарить ему такую смерть, чтобы он на себе ощутил, что значит — безысходность. То же, что чувствовали все те дети, над которыми он безнаказанно издевался, насиловал, убивал их, все эти долгие годы. Медленная смерть от удушья в собственной могиле, мне показалась самым лучшим выбором, для такого как он.
На уничтожение следов у меня ушло ещё около часа, но закончив, как с ямой, так и с маскировкой, я остался полностью доволен. Кроме следов на снегу, что сюда кто-то ходил, другого ничего не было видно. Подхватив лом и лопату, я пошёл обратно в машине, выкинув инструмент на другую сторону дороги, подальше в лес.
Хлопнув дверью, я напугал заснувшую Иру, которая стала махать руками и кричать.
— Нет! Нет! Пожалуйста!
— Успокойся, это всего лишь я, — откинув голову назад, я прикрыл глаза. Во всём теле чувствовалась гигантская усталость от проделанного дела.