— Ого, и что же вы ответили? — спросил я, но ответ знал и так, именно из-за этих небольших соревнований по бегу на короткие дистанции 60 метров, мы и начали ссориться с моим руководством из ЦСКА. Они пытались выжать из Олимпийского чемпиона как из губки всё, что только возможно, а же хотел участвовать только в значимых соревнованиях, желательно международных. Все эти любительские забеги и состязания внутри страны были мне просто неинтересны из-за отсутствия соперников и самое главное бессмысленной траты на это времени.
— Что ты ленивая жопа, — не моргнув и глазом ответила она, — но поскольку бегаешь хорошо, то они тебя увидят и здесь в Афинах.
— Спасибо Зоя Евсеевна, — иронично ответил я, — постараюсь вас не разочаровать.
— Смотри Добряшов, ходишь по тонкому льду, — покачала она головой, отходя от меня.
Вернувшись за стол, я дал подзатыльника Диме.
— Ты чего не выучил как документы подавать? Почему главный тренер о тебе так плохо говорит?
— Ваня, я всё сделал самый первый! — обиженно ответил он, потирая затылок, — Честно!
— Ошибок наделал много?
— Приняли без помарок, — помотал он головой в разные стороны.
— Странно, чего она тогда о тебе упоминала с негативной стороны, — задумался я.
— Дима, когда боится тебя, становится словно заноза в заднице, — прогудел со своего места Женя, — так что ты полегче с ним, полегче.
Я хмуро на него посмотрел, и массажист сделал вид, что он ест и молчит, а последнюю фразу сказал вовсе не он.
— Эта неделя предсоревновательная, постарайся узнать всё, что только можно по международным правилам, — повернулся я снова к Диме, — чтобы я больше не видел тебя без книги в руках. Понятно?!
— Я английский ещё плохо знаю, — проныл он.
— Вот и изучай, а не верти головой по сторонам, не для того ты сюда приехал!
— Хорошо Вань, — смирился он с моей тиранией.
— Как там сестра кстати, — решил я сбавить нажим, — давно к вам не заходил. Только захочу опять заниматься, как вечно что-то случается.
— Родители сразу перевели Женю в другой ВУЗ в Ленинграде, — обрадовался он смене темы, — подальше от её нынешних знакомых и наркотиков. У нас там тётка живёт, она сейчас присматривает за ней.
— Фух, ну хоть что-то, — обрадовался, — как отец? Мама?
— Выговаривают мне постоянно, что я не могу уговорить тебя прийти к нам в гости, — стеснительно сказал он, — но я им говорю, что ты постоянно занят, они не слушают.
— Если всё выучишь, то заеду к вам, — замотивировал я его.
— Я буду очень стараться Иван! — моментально взбодрился он и расправляя плечи.
После завтрака нас под охраной повезли на стадион, где я увидел знакомое тартановое покрытие дорожек. Мне был он привычен после Мехико, а вот Борзов его явно видел впервые. Он, так же, как и я первый раз, ходил и трогал его, привыкая к непривычной амортизации. Вдоль трибун было очень много репортёров, которые фотографировали нас, смотря как мы разминаемся. Я пошёл по своей стандартной программе, без стометровок, просто ОФП и разогрев мышц с помощью бега со жгутами на ногах, затем прыжки на одной ноге вверх по ступеням трибун, затем вниз на другой. Тут меня и поймали журналисты, явно за мной охотившиеся.
— Мистер Добряшов, можно пару комментариев? — кричали они.
Вздохнув, я закончил упражнение и пошёл к ним.
— Можно просто Иван, господа, — обратился я к ним на английском.
— О, отлично! — обрадовался корреспондент с немецким флагом на пропуске-аккредитации, — Иван как вы прокомментируете своё отсутствие на многих соревнованиях? Нашим читателям интересны вы и ваши достижения, но к сожалению, после Олимпиады вас так редко было где-то застать.
— Я готовлюсь господа, — спокойно пожал я плечами, — к Олимпиаде 1972 года, хочу побороться за золотые медали в тех же дисциплинах 100 и 200 метрах.
— Ого! — они тут же оживились, — как вы оцениваете свои шансы на это?
— Так же, как и прошлый раз в Мексике, — я растерянно развёл руками, — победит сильнейший, но я чувствую в себе силы побороться за места на пьедестале.
— Иван, а что вы скажите о Пражской весне в Чехословакии? — тут же задал мне вопрос чехословацкий журналист.
— Простите, но я спортсмен, и не имею морального права комментировать политику, — попытался съехать я с опасной темы.
— Хорошо, ответьте, как человек, — тут же зашёл он, с другой стороны.
— Как советский человек, я могу сказать, что доверю своему правительству и курсу партии, поэтому их решения я не подвергаю сомнениям. Всё простите, мне нужно тренироваться.
Несмотря на желания других репортёров ещё спросить у меня, я вернулся на стадион, где ко мне тут же подлетел разъярённый руководитель делегации.
— Ты что там им сказал? — трясся он передо мной от ярости, — тебя кто уполномочил?
— Подошли бы и послушали, — миролюбиво предложил я, что вызвало у него ещё большую злобу. Пригрозив мне что сейчас же примет меры, он побежал уже к тренерскому штабу. Вскоре подошла Петрова и спокойно попросила у меня больше с журналистами без ответственных товарищей рядом не общаться. Я пообещал, и она ушла, качая головой.