Официантки, обслуживающие меня, были счастливы, я поболтал с ними, подарил простые советские значки, которые я привычно возил с собой во все поездки, в общем вёл себя не так, как девяносто девять процентов остальных советских спортсменов, чаще сбивающихся группами по пять человек и старающихся уйти подальше при любом вопросе, заданном им на английском языке.
Утром мне показали шведские газеты, и хотя языка я понятное дело не знал, но все первые полосы были заполнены моими фотографиями, когда я здороваюсь со стадионом, прощаюсь с ним, а затем результаты вчерашних забегов с моей фамилией вверху списков.
После завтрака все отправились на стадион, а количество репортёров, ожидающих автобус СССР было просто огромным, мне ничего не оставалось, как снова отойти от своих на пять минут и поговорить с прессой, попросив поддержать меня сегодня, поскольку только благодаря такой мощнейшей поддержки стадиона я вчера и показал такие фантастические результаты. Они пообещали обязательно донести мои слова до своих слушателей и пожелали мне сегодня новых рекордов. Поблагодарив их ещё раз за поддержку, я ушёл к служебному входу.
Мой выход на полуфинал 100 метров превратился в какой-то целый небольшой спектакль. Стадион кричал:
— «И-ван! И-ван!».
А я улыбался и кланялся по сторонам, благодаря людей.
Встав на дорожку я даже сквозь отрешённое состояние чувствовал, как у меня волосы дыбом встают от приливающей словно извне энергии. Я даже не обращал внимания на соперников, а бегал только для подбадривающего меня стадиона.
С результатом 9.79, я ушёл в раздевалку с полуфинала 100 метров, но даже там ощущал, как зрители не могут успокоиться, слыша их шум сверху над собой. В раздевалке я был только со своими тремя представителями и изредка заходили тренера сборной, пригласить меня на следующий забег.
Вставая в финале на колодки, я снова почувствовал по взглядам соперников, как за моей спиной вырастают невидимые Олимпийские крылья чемпиона, а показанные за эти два дня рекорда, заставляли стадион чувствовать себя причастным к чему-то особенному, что тут происходило. Ещё бы, каждый забег и новый мировой рекорд и я их не разочаровал.
Ivan Dobryashov — 9.76, WR.
Zenon Novash — 10.4.
Zigfrid Shenke — 10.5.
Смотрелись на табло эти цифры просто невероятно, я так далеко убежал от противников, что когда потом в гостинице смотрел забег, показываемый по местному телевидению в записи, то видел насколько сильно я опередил всех, заведённый энергией зрителей. Каждый раз я финишировал в одиночестве и шёл к трибунам и телекамерам показывать свой фирменный жест, честно стыренный у Болта, вызывая этим у зрителей ещё большие овации и восторг.
Под громовой топот тысяч ног, отбивающих какой-то воинственный ритм, я вышел на 200 метров, завоевав золото с двумя обновлёнными мировыми рекордами, уезжая вечером в гостиницу с новым личным и мировым временем в — 19.71 секунды. Другие советские спортсмены, выступившие не так удачно, отводили взгляды, когда мы проходили к своему столику вечером на ужине.
Завтра была эстафета, а сегодня под давлением принимающей стороны, устроили большую пресс-конференцию, где я чудесно обходясь без переводчика, благодарил страну и народ за такой тёплый приём и сказал, что не планировал выжимать из себя все силы, но сопротивляться такой поддержке зрителей, просто не смог. Меня много спрашивали об американцах, о том, что они твёрдо намерены победить меня на Олимпиаде 1972 года, а также мои мысли насчёт всего этого. Я пожимал плечами, говоря, что впереди целых два года, всякое может случиться, но очень уважаю своих заокеанских коллег и желаю им только удачи и много побед.
Конечно же не могли пройтись по грязи, меня спрашивали каким секретным препаратом я колюсь, почему единственный хожу с тремя людьми и ещё несколько других неприятных вопросов. Те что касались политики или моего отношения к делам СССР во внешней политике я сразу отметал, говоря, что я спортсмен, моё дело бегать и достигать результаты, поэтому руководству страны виднее, куда вести страну, не поддерживая, но не осуждая никого, что выводило некоторых журналистов из себя и они требовали от меня чётких формулировок. Таких я стал просто игнорировать, отвечая на более спокойные вопросы.
— Иван, — поднялся немецкий корреспондент, — я хорошо знаком с господином Адольфом Дасслером, президентом компании «Adidas», его всегда удивляет то, что вы везде выступаете в форме его компании, но не хотите заключать с ним коммерческий контракт. Почему? Он говорил мне об очень выгодных предложениях к вам.
— «Да??? — изумился я, — а я вот что-то о таких предложениях не слышал вовсе».
— К сожалению, до меня они не доходили, — решил я подгадить своему руководству, — подойдите пожалуйста ко мне после пресс-конференции, я оставлю вам для него свой московский номер.