Время собирать камни

Осталась Александра одна. Правда, временами сынок ее наведывался и… забирал что-нибудь из дома с собой. Хозяйство, само собой, развалилось, один огород остался да куры. Александра после смерти Василия чахнуть стала. Хоть и двужильная была, а тут и глухота у нее непонятно откуда взялась, и ноги стали распухать. А уж когда слепнуть начала, тут вообще страх божий: как дальше-то жить? И в то самое время явилась Глафира со своим муженьком.

Поначалу ее и не узнали. Прикатила на машине – на огромной, черной, хоть и едет тихо, что удивительно. Таких в Калинове еще не видели, уж потом понаехали на самых разных, а тогда в диковину было, да… И вышла Глафира из той машины не пойми в чем: то ли шубейка, то ли кофтенка – в общем, пузо прикрывает, а задница вся, прости господи, голышом. Ну, не голышом, в штанах, но вид срамной и неприличный. И штаны-то так ее обтягивают, что аж трещат на заднице, и ни сесть в них, ни пернуть по нужде никак нельзя: развалятся. Так Катерина Ивановна рассказывала, а уж что там на самом деле было…. Может, и можно по нужде это самое дело, неизвестно.

И мужик Глашкин такой же. Вот его и вовсе никто узнать не мог: уезжал – за вилами мог спрятаться, а приехал – в ворота пройти не может. И ведь не то чтобы толстый стал или распух сильно, а будто раздался во всех местах, и стал не Петька Рыбкин, а незнамо кто.

А бабка-то как внучке обрадовалась! Хоть и не особо ее любила, да ведь родная душа, и можно старости не бояться. И тут Глафира огорошила: папаша ее, оказывается, умер – подобрали его где-то на улице уже мертвым и тому три дня как похоронили. Как матери не сказал никто, непонятно. Но, думается, Глафира тут руку приложила, потому как дальше выяснилось еще больше. Она, оказывается, с ним виделась перед смертью, и не только виделась, а еще и заставила бумагу написать, завещание, по которому весь дом с хозяйством отходил дочери его, Глафире. Дом-то был, оказывается, на Митьку записан, а никто и не знал, думали – Александра хозяйка. Ан нет. В общем, рассказала Глафира бабке все новости и обрадовала: приехала она в деревню окончательно, дом будет перестраивать, а бабке прямая дорога к сестре ее троюродной, что под Воронежем где-то. Живите, мол, там вместе две старухи, а на мое имущество не зарьтесь.

Рассказала это все Александра людям в магазине, пока в очереди за хлебом стояла, подошла к прилавку, а выговорить уж больше ничего и не может. Руки трясутся, глаза выкатились, и понесла: «Ах, Митенька, что ж ты наделал!» Пошли деревенские к Глафире, пристыдить и усовестить, а та, как увидела бабку, посадила ее в машину и увезла в неизвестном направлении. Ни сама, ни Петька даже разговаривать ни с кем не стали, словно и не знакомы вовсе. И пропала с тех пор Александра.

Потом уж узнали: Глафира ее, оказывается, отвезла в больницу, и пока бабка бормотала про своего Митеньку беспутного, объяснила, что та тронулась, буйная стала и на людей бросается. Александра и не слышала. Стали ее спрашивать о чем-то, она только плачет и руками машет, а сказать толком ничего не может. Оставили ее в больнице, полечили недельку, и что уж делали с ней – неизвестно, а только через семь дней стала Александра совсем ненормальная. Может, Глафира что доктору пообещала, может, что другое, а только был человек – и не стало человека.

Ну, тут Глафира с муженьком засуетились и определили бабку в дом престарелых где-то в Подмосковье. Она там и сейчас живет. Катерина Ивановна как-то уговорила зятя съездить туда на машине, так когда вернулась, только руками махала и слезы утирала. Все, говорила, Степанида, нет больше Александры. Свечку поставь перед богом за нее, чтобы скорей забрал тело к себе, а душа уж давно у него.

Потом еще выяснилось, что, оказывается, завещание было неправильным, и бабку свою Глафира никак не имела права турнуть, потому как та старая была и немощная. И вроде бы доля какая-то у нее была в доме… В общем, сейчас уже не разберешься, а Глафира со своими деньжищами кого хочешь может подкупить. Они с Петькой так тут и остались, только дом весь переделали, и получился у них страх божий: балкончики какие-то, гараж не как у людей. А одно время еще на огород работников привозили из райцентра, чтобы, значит, за них картошку сажали, но тут их совсем засмеяли, и они весь участок свой травой и кустами засадили. Петька не пойми чем занимается, в Москву ездит каждый день, а Глашка ничего не делает. Так они, считай, уж лет пять живут. Но из деревенских, из тех, кто знает про бабку Александру, с ними никто не разговаривает и дел никаких не имеет. А соседи их, с обеих сторон, такую вещь сделали: на забор между участками повесили сетку маскировочную, чтобы, значит, и к соседям не заглянуть было, и их самих не видно. Глафира бесилась поначалу, а после рукой махнула: не хотите, и черт с вами. Но черт-то у ней в голове живет, у ней! Прости нас господь, грешных…