Время собирать камни

Витька усмехнулся, как и тогда, у Степаниды, когда она заставила каждого из них повторить эту чушь. Но сейчас, в темном лесу, озаряемом лишь вспышками костра, слова уже не казались такими уж глупыми. Он повторил стишок про себя и вспомнил еще кое-что.

– Да, Санек, а ты в глаза-то ей смотрел?

– Смотрел, смотрел. У нее зенки такие… не поймешь, куда смотреть.

– Когда ты видел ее? – спросил Мишка.

– Утром.

– Ну, значит, все нормально. Раз до сих пор ничего с тобой не случилось, значит, и не случится.

– Смотри, сглазишь! – дернула брата Женька. – Постучи, Сань.

Сашка опять постучал по дереву и на всякий случай еще несколько раз сплюнул через левое плечо.

Вокруг сгущалась ночь. Сашка и Сенька подкладывали в золу картошку, а Мишка достал бутылку и рассматривал этикетку, которую видел уже тысячу раз. Женька встала глянуть, нет ли кого на дороге, но в лесу было тихо и спокойно, никто и не думал их проверять: родители знали, где они собираются, и знали, что не позже двух ночи все будут дома. «Всяко лучше, чем на дискотеку в райцентр мотаться, – думала про себя тетя Шура, и за ней остальные родители. – А так сидят, картошку жарят, болтают, не мешают никому». О том, что на костре употреблялась водка, не знал никто из взрослых, и было страшно даже подумать, что случится, если узнают. Витька сидел и думал, с чего начать. Общую канву разговора он уже обдумал, теперь оставалось только выбрать удачный момент. Как раз когда он почти определился, Мишка проговорил:

– Хотели завтра в Петряево сходить, а теперь и ходить-то страшно, там драки чуть не каждый вечер. Не поймешь, чего от них ждать.

Остальные промолчали, и в тишине Витька веско произнес:

– Насчет того, что страшно, так еще вопрос, где страшнее.

И, увидев пять пар глаз, вопросительно устремленных на него, добавил:

– Ну, что с наркоманом будем делать?

Глава 8

Начало ноября выдалось таким же слякотным и пасмурным, как и весь октябрь, и эта погода полностью соответствовала Тониному настроению. Правда, она старалась не показывать своей хандры мужу, потому что у Виктора подходило к концу его строительство, а в такое время, по опыту известно, лучше его не раздражать. Какие-то многочисленные комиссии выводили его из себя, он беспрестанно разговаривал по телефону и даже за ужином клал его рядом с собой на стол, что ее очень сердило. Но возражать она не решалась. Помимо всего прочего, Тоня хорошо помнила их последнюю ссору.

Виктор добился своего – она теперь боялась ругаться с мужем, поэтому они совсем не ссорились. Но легче Тоне не стало. Если раньше, просыпаясь, она подходила к окну и смотрела на голые, без листвы, яблони и маленькую рябинку с красными кистями, то теперь ей не хотелось ни подходить, ни смотреть. К тому же в утреннем сумраке очертания деревьев с переплетенными черными ветками еле виднелись, а ягоды на рябине были неразличимы. Из-за этого казалось, что она покрыта беспорядочными оранжевыми мазками. Правда, потом, когда Тоня выходила на крыльцо и вдыхала мокрый, словно пропитанный капельками дождя осенний воздух, она на некоторое время чувствовала то же, что и в сентябре, – беспричинную радость просто оттого, что она живет в этом доме, стоит в этом саду, проводит рукой по мокрым стволам деревьев. Но радость приходила все реже и реже, а в последнюю неделю почти постоянным стало состояние недоумения и испуга. Причина была в ее здоровье.

После возвращения от Рыбкиных и последовавшей стычки с мужем Тоня приняла окончательное решение: она должна родить ребенка. Тоне хотелось мальчика, и чтобы он был похож… на Виктора, сказала было она самой себе, но потом поняла, что это неправда. Нет, ей не хотелось, чтобы ребенок был похож на мужа. Ей хотелось… Да глупость, ей-богу, глупость, просто такая ерунда, что стыдно признаваться даже самой себе! Поэтому она и не признавалась до тех самых пор, когда, открыв ящик старого комода, чтобы достать оттуда какую-то тряпку, не увидела ту самую фотографию. Оказывается, Виктор положил ее обратно, а она и не знала. Тоня неприятно удивилась.

В тот день, когда она нашла ее, почти полтора месяца назад, и торжественно выложила карточку перед мужем после ужина, ожидая восторга и благодарности, Виктор повел себя как-то странно. Он, конечно, рассмотрел фотографию, даже сказал что-то по поводу Кольки с Сашкой, но в целом… в целом он… Слово никак не подбиралось. Не заинтересовался! Да. Он не заинтересовался, что было удивительно. Повертев карточку в руках пару минут, Виктор отложил ее в сторону, а вечером, когда Тоня собралась мыть посуду, ее на столе уже не было. Она решила, что фотография осталась у него, и теперь стояла удивленная перед выдвинутым ящиком, из которого пахло лавандой. На маленькой малиновой кофточке лежала фотография, с которой улыбались шестеро подростков, а седьмой смотрел открыто и спокойно, но без улыбки. Снова разглядывая ребят, Тоня неожиданно призналась самой себе в той ужасной глупости, в которой не могла признаться до сих пор, пока не посмотрела на этого седьмого. Ей хотелось, чтобы малыш был похож на него.