Читаем Время сумерек. После Старого мира полностью

Христианский быт Старого мира, скрепляемый церковным обычаем, сейчас бросается в глаза и кажется определяющей чертой эпохи – но это ложное впечатление. Культура Старого мира отнюдь не определялась христианством. Достоевского, скажем, считают христианским мыслителем. В действительности Достоевский мог появиться только на изломе «единой истины». Сила его мысли – в сомнении. Культурный класс конца XIX – начала XX века был христианством глубоко затронут, но не сформирован. Таким образом, в отношении к «единой истине» я не проповедую ничего такого, чего бы уже не было в последние века Старого мира. Она давала этому миру религию и мощный, независимый источник истин; место это и впредь не будет пустовать…

Кроме того, реакция против социализма вообще не может быть реакцией в пользу очередной «единой истины» (иначе в ней просто не будет смысла). Нам нужно возвращение к широте и богатству жизни; «единая истина» враждебна тому и другому. Любые истины могут нами приниматься только местно и ограниченно, в меру их пользы. Как говорил П. Муратов:


«Мы несомнѣнно живемъ въ эпоху политическаго прагматизма, можетъ быть даже только политическаго практицизма. Такъ, демократія, предписываемая намъ въ качествѣ абсолютной истины, заранѣе вызываетъ нашъ отпоръ. Но демократическое устройство, разсматриваемое съ точки зрѣнія практической примѣнимости къ нуждамъ Россіи, съ точки зрѣнья полезной службы Россіи, можетъ быть спокойно обсуждаемо, какъ одна изъ возможностей, имѣющихъ и за себя, и противъ себя жизненныя данныя. Россія не должна служить ни коммунизму, ни соціализму, ни демократіи, ни федераціи, ни имперіи. Но жизненное преломленіе одной изъ этихъ общихъ соціальныхъ и политическихъ идей можетъ въ какой-то моментъ 

сослужить службу Россіи».


Отказаться следует и от нестерпимого морализма, неотделимого от народничества, т. е. не просто от преобладания моральных оценок, но от прославления бедного и простого. Этот морализм глубоко коренится в христианстве и есть его последнее (обезбоженное) превращение – и в то же время основа и почва для социализма.

Нас ждет и перемена отношения к науке. Придется признать, что большая часть того, что полуобразованность полагает «наукой» (в особенности в том, что касается знаний о человеческом), – не более, чем набор ученых слов, за которыми не стоит никакого знания, в лучшем случае – полузнания, наскоро примененные к не понятому до конца предмету.

Пример поддельного гуманитарного знания:


«Дихотомия "Тело – Душа / Ева – Психея" рассматривается как эстетический код отображенного мира в его вариативности, носящий в творчестве М. И. Цветаевой ключевой и сквозной характер. Такой ракурс позволяет проследить движение мысли автора, раскрывающее новые грани его поэтического мастерства, эволюцию в художественном наследии поэта, увидеть отражение двух типов художественного сознания».


Или другой:


«Импрессионистичность, активность подтекстово-ассоциативного уровня текста, апелляция к архетипическим праистокам национальной ментальности, способствовавшие формированию „духовного реализма“ писателя, анализируются на примере и дооктябрьского пласта прозы X., и его творчества эмигрантского периода».


Потраченные на эти пассажи чернила дороже заключенных в них мыслей. А мысли здесь неясны самому мыслящему, т. к. выражены не имеющими определенного значения, туманными словами (разговор об этом был в эссе «Безъязычие»).

Что же касается той науки, которая дает человечеству бомбы и самолеты, то ее имя скорее «техника», и поклоняться ей, ждать от нее разрешения мировых вопросов, как было еще недавно – неуместно. В качестве источника ценностей она потерпела неудачу; в качестве поставщика благ – также, поскольку все эти блага отравленные, сопряженные со скрытыми потерями, о которых не принято было задумываться.

V. Почва или интеллигенция

Все то, от чего нужно отказаться ради возвращения к исторической почве, по некоторой злой иронии входит в список интеллигентских добродетелей, или вернее сказать – добродетелей полуобразованного класса. «Интеллигент» стоит вне истории. У него нет прошлого, одни надежды на будущее. Вернуться в историю – выйти из интеллигенции и войти в растущий на национальной и исторической почве культурный класс.

Нельзя смешивать «интеллигенцию» и культурный класс. Интеллигенция – только приготовительная ступень на пути к культурному классу. По ряду причин (слишком быстрое разлитие просвещения, устранение высшей культуры) эта ступень увидела себя целью, а не средством. Интеллигент есть временное явление, военный «чин ускоренного производства».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Критика политической философии: Избранные эссе
Критика политической философии: Избранные эссе

В книге собраны статьи по актуальным вопросам политической теории, которые находятся в центре дискуссий отечественных и зарубежных философов и обществоведов. Автор книги предпринимает попытку переосмысления таких категорий политической философии, как гражданское общество, цивилизация, политическое насилие, революция, национализм. В историко-философских статьях сборника исследуются генезис и пути развития основных идейных течений современности, прежде всего – либерализма. Особое место занимает цикл эссе, посвященных теоретическим проблемам морали и моральному измерению политической жизни.Книга имеет полемический характер и предназначена всем, кто стремится понять политику как нечто более возвышенное и трагическое, чем пиар, политтехнологии и, по выражению Гарольда Лассвелла, определение того, «кто получит что, когда и как».

Борис Гурьевич Капустин

Политика / Философия / Образование и наука