Время сумерек. После Старого мира

Плоды разрыва с прежней культурной линией (чтобы избежать двусмысленного по причинам, которых я коснусь позже, слова «почва») стали видны сразу после конца Старого мира. Эти плоды: обезъязычивание образованного слоя и обезмысливание культуры (не одной только литературы, т. к. болезнь поразила и науку).

Литература ведь только та переживает свою эпоху, к которой приходят за вечными вопросами. Она питательна для души. Все, произведенное революцией в области культуры, питания для души не содержит и потому будет отброшено: это литература техническая, поверхностно просветительная или развлекательная, не говоря уже о «литературе услужающей». Сложные мысли и чувства ушли из нее одновременно со сложными средствами выражения – выработанным литературным языком и его (повторю это снова) выработанным и умным, воспитывающим читателя правописанием.

Кстати о правописании. Правила письменной речи – совокупность условностей, у них есть не только утилитарный смысл. Письменная речь должна быть красивой; письменная речь должна быть связана с прошлым, т. е. с преданием. Чисто утилитарный подход к правописанию угашает и эстетическое, и патриотическое чувство. Утилитарная русская орфография отличается от исторической как манекен от женщины: пропорции те же, любить – невозможно. ²⁴

Если правописание и одежда языка, т. е. самый поверхностный его слой, то и самый заметный и, в своем роде, священный, потому что идет от предков. Мерой «удобства» эту одежду не измерить. Утилитарное написание не только некрасиво, но и не достигает цели, заявленной при его введении: сколько бы русская орфография ни упрощалась, грамотно пишущих не становится больше (скорее наоборот).

Средства выражения непосредственно влияют на мыслительную способность, определяя доступный ей уровень сложности. Ум, в важнейшей своей части, – не фабрика, но дверь, и наше восприятие того, что открывается за этой дверью, определяется нашей же способностью выражения сложных мыслей, т. е знанием родного языка. Мыслительные способности никогда не превосходят способностей к выражению мыслей. Глубокое владение родной речью оказывается здесь неоценимым подспорьем, п. ч. все сложные формы выражения уже выработаны, нужно только усвоить их. Нет и не может быть «мышления» на жаргоне, подобном тому, каким пользуются русская наука сегодня: слишком мала его выражающая способность. Можно даже допустить, что для физики, химии, биологии – жаргона может быть и достаточно, но не для знания о человеке и человеческом.

Полукультура, о которой я не раз говорил прежде, жаргоном пользуется и воспроизводится. Будучи не в силах творить новое (выражающей силы жаргона для этого недостаточно), полукультура занимается не порождением смыслов, а переписью уже созданных. Слова о словах, мнения о мнениях – основное ее содержание. Хуже того, в мире «гуманитарной науки», понимаемой как формальное изучение плодов чужого творчества, неприемлема всякая самобытная мысль. Ведь мысль «ненаучна»; мысль не «изучает» наследие X и опечатки в трудах Y

; мысль определяет новые смыслы – а это недопустимо. «Смыслы были когда-то в прошлом; наука доказала, что никаких смыслов нет»…

III

Разрыв с прежней культурной линией убил и личное своеобразие. Да, оно подавлялось «новым порядком» намеренно (такова природа социализма). Но последовательное уничтожение прошлого, если так можно выразиться, само по себе устраняло возможность высшего развития личности.

Не имеющий прошлого – значит «безликий», как построенные «новым порядком» города. Возможность своеобразия дается только под условием обладания памятью. Без почвы «личное своеобразие» сводится или к безобразию, нигилизму – или к выбору одного из дозволенных местом и временем «увлечений». Так было в России, когда пятидесятилетний гнет «нового порядка» ослабел: люди устремились к отдушинам «хобби», мелких частных интересов, не предполагающих высоты личного развития; так обстоит дело на Западе, где можно «свободно выбирать» из дюжины одобренных политикой и промышленностью развлечений.

Старый порядок был, без преувеличения можно сказать, основан на личном своеобразии. Распространено заблуждение, будто бы и демократия поощряет своеобразие – но это именно заблуждение. Демократия поощряет принадлежность к стаду. Правда, ввиду промышленной и политической конкуренции, поощряется не одно большое Стадо, а несколько меньших. Обслуживание нескольких малых стад более выгодно с точки зрения политической и хозяйственной. Более того – эти «малые стада» иногда создаются промышленностью и в интересах промышленности. Личности предлагается «самовыражение» в удобных для политической и промышленной машины формах…