Время своих войн-1

   - Умрет, - объявляет Извилина во всеобщем молчании. - Он уже мертв, неделя или две оставлены на покаяние.

   Зная, что действительно, теперь Старший Ситянский умрет именно через одну-две недели, но никакие покаяния ему не помогут. Раз Молчун определил, значит, так и будет. И смотрит в сторону дверей...

   - Было у отца три сына, - задумчиво говорит Седой.

   - И все три - идиоты!

   Это Замполит.

   - Хватит гулять - поехали, дел много.

   - А обед?

   Замполит с сожалением ведет носом.

   - Не велено! Время.

   - Подожди!

   Извилина вежливо извиняется перед всеми - "дела-дела, вы не одни - районов много", назначает временного старшего над оставшимися - "до особого распоряжения", сразу же выбрав того, кто опрокидывая внутрь себя стопки, не частит, а делает это с чувством глубокого внутреннего достоинства. Повторяет, что пусть все идет своим чередом, но без наглости, а потом либо сам навестит, или человек от него, и будет всем денежная халтурка. Бросает пару "тысячных" - догулять сегодняшнее и забыться. В общем, подчищает за собой "гражданским образом", хотя уверен, не должно такого случиться, чтобы принялись стрелять в спины.

   - Скажи тост, - просит Седой, зная, что Извилина обязательно завернет нечто подходящее случаю, "тост-многослойку", где каждый найдет свое.

   Извилина не кокетничает, поднимает стопку.

   - У каждого своя птица счастья, и ее надо выращивать самому с птенчика. Многие этого не понимают, торопятся, закармливают словно курицу для гриля - тем она и становится. Но бывают... повторяю - случаются такие моменты в жизни, когда нельзя поступить иначе, как ощипав собственную птицу счастья, выставить ее на общий стол... В общем, - подытоживает он, - за яйца и за птенцов!

   Все понимают, что Извилина сказал хорошо, и выпивают с удовольствием.

   В дверях останавливается.

   - Чуть не забыл! И еще...

   Все умолкают.

   - Какие бы не сложились в дальнейшем отношения, пусть самые дружественные, но тот район, где Седой обитает, ваша зона бедствия. Бермудский Треугольник! - на всякий случай добавляет он для образованных...

   На улице Извилина опять как-то разом скучнеет, сходит румянец с лица... Быстрым шагом проходят переулок, свернув раз, другой, выходят к машине - крытке. Задняя дверь - обе створки распахиваются. Говорит в полумрак:

   - Могли бы и отобедать.

   - Действительно, Командир - платим, а не кушаем! - жалуется Замполит. - Мишу обидели, теперь слюной все закапает.

   - Платим исключительно за "трудовые резервы", а дальше они сами будут за себя платить.

   - Мы же мат им поставили в три хода - даже в два, - не сдается Замполит. - Могли бы разыграть и пошире, и на нескольких досках разом.

   - Этакие Большие Васюки? - интересуется Командир.

   - Но не патовая же ситуация, когда всем логикам предпочтительнее женская. Сматываться зачем?

   - Воевода прав, - говорит Извилина. - Лишнего засветились. Нельзя, чтобы привыкли, держать надо дистанцию. Пусть теперь свое пересказывают. В таких случаях издали страшнее. Недельки через две проведаю, когда старшего Ситянского похоронят. Слышал уже?

   - Нет, но сообразил, что не удержитесь от какой-нибудь показухи. А, что в лесочек, который наметили, нельзя было свезти, и там кончить? Обязательно надо было на виду у всех? Разговоры теперь пойдут...

   - Это - да! - восхищается Замполит. - Ну, Молчун, ну деятель! Первый раз такое вижу - "отсрочку". Аж, мороз по коже! Мокруха с пролонгацией.

   - Вот, считай, и попугали, - говорит Извилина. - А мокрое? Какое мокрое, если человек сам по себе умер? От вполне естественных причин. В общем, вскрытие покажет. А если, после такого наглядного урока, остальным еще нужны объяснения, значит, они безнадежны и все равно ничего не поймут.

   Подрагивают, поигрывают пальцы Замполита.

   - Как в целом прошло? - спрашивает Георгий.

   - Никто за стволы не хватался, не думаю, что и были, - отчитывается Замполит. - Скучно!

   - Их берут, когда из города выезжают - покуражится, - замечает Седой. - А в городе стараются не шалить - слишком много глаз. Да и уже и не по времени, лет с десяток назад, тогда другое дело...

   - И еще! - опять жалуется Замполит. - Сергеич! Почему, как Миша - так "Медвежонок", а как Леха - так "Суслик"?

   - Подсознание сработало! - вроде бы извиняется Сергей-Извилина.

   Леха крякает, но расспрашивать - что за "подсознание", в чем оно заключается, не спешит.

   Проезжают круг, останавливаются - подсаживаются Молчун - что ушел через кухню и двигался дворами-переулками высматривая надо ли отсекать хвост. Казак, что страховал Молчуна, влетает в кабину, смотрит в заднее окошко - все ли? Лихо командует:

   - Ханди - летсгоу базар!

   - А жалости у меня к нему нет совершенно, - продолжает Извилина, но теперь больше для Феди-Молчуна. - Он работягу убил, транзитника убил, ради того, чтобы деньги его трудовые взять. Считай, что я в этом деле прокурор. Все! Точка!

   Извилина знает, что Федя-Молчун способен на многое, но такой фокус видел впервые.