Время своих войн-1

   Чай один, одинаковый, но в обмен можно получить всякое. Федя ни разу не спросил, как зовут того "вольняшку", которого выбрал себе в учителя, "вольняшка" никогда не интересовался - зачем все это Феде, смотрел на него зло, не ругался, но лучше бы ругал... Когда ругаются, не такие злые - злость словами выходит, а здесь в человеке словно такая злая кислота скапливается, что металл может разъесть. Учит всяко. Иногда нападает блажь, тогда дает многое. Иногда, если не в настроении, говорит примерно следующее:

   - Не можешь бить - грызи, не можешь грызть - вцепись всеми конечностями в мизинец, и хоть его-то отломай! Все! Урок закончен!

   Федя кивает. Сойдет за урок. Бросает двадцать копеек... По копейке за слово. "Вольняшка" свирепеет, хватает руками за грудки, задирает над землей - Федя перехватывает за палец и принимается его выламывать, одновременно тянется зубами к уху...

   "Вольняшка" отбрасывает от себя.

   - Псих!

   Взрослые странные.

   Федя, чувствует себя пьяным жизнью, как всякий ребенок, узнавший нечто новое не в классе, а исключительно благодаря самому себе, переполненный мыслями о новых открывавшихся возможностях, пытающийся охватить их все разом, не в силах расстаться и с мелочами, подобно кладу, который не унести за раз.

   В тот первый год, когда осенью возле школы слышит привычное от Кента: "Эй, дохляк, плати за пропуск!", подходит, смотрит ему в глаза, и без всякого замаха ударяет сложенными пальцами в шею. И опять стоит смотрит, как тот, схватившись за горло, оседает и уловливая в его глазах иное выражение: обиженное недоумение, переходящее в страх...

   Феде самому, вдруг, нравится бояться. Это приходит, как внезапное. Не страх, разумеется, а радость страха. Как открытие, еще не сформулированное. Потом, много позже, Федя понимает и принимает как должное, что главной действующей силой поступков является страх. Причем, в равной степени и тот страх, который стремишься скрыть, которому поступаешь вопреки - назло. Федя наслаждается собственным страхом, купается в нем, ищет его. Выдумывает и создает множество ситуаций, где можно испугаться. Проходя пугающее, как некую игру с самим собой и собственным страхом. Вроде наркомана, которому с каждым разом нужна все большая доза, чтобы острее чувствовать мир. И это становится некой дополнительной странностью его характера. Федя, вроде скупца опасающегося запустить кого-нибудь в свою сокровищницу, и даже признать, что такая сокровищница существует, боится показать свой страх кому-то еще. Страх истинный, не тот, что учится подсовывать...

   Сколько раз такое... Подходишь к компании, кто-то делает встречное движение - "берет на арапа", проверяют на испуг... Федя сразу же отбегать, и все, вдруг, начинают бежать за ним - улюлюкать... Как? Что? Почему? Инстинкты мальчишеские! Убегает? - Виновен! Есть развлечение. Странно, но Федя когда-то и не догадывался, что сам виноват. Если человек убегает, то как за ним не гнаться? Тут любая собака про это скажет. Только теперь Федя додумывается до этой мысли. И учится пугаться как бы по-прежнему, но бежать уже осмысленно; выматывать, растягивать преследователей в цепь за собой...

   Одно из самых ярких воспоминаний; первые опыты того шального лета и осени - бегут за тобой кучей, потом растягиваются в цепочку, тогда разворачиваешься, бьешь первого - раз, два, сколько успеешь, набегаешь на второго - пугаешь, тут же разворачиваешься и опять бежишь, по ходу добавляя первому. Ждешь, пока не растянутся, разворачиваешься... Учатся быстро - обернешься - первый сразу же спиной и со всех лопаток обратно - кучковаться. В стае оно спокойней. Стоят. И ты стоишь - ждешь. Кричат обидные слова. Федя молчит, ждет - додумаются ли до камней. Чаще полаются издали и уходят демонстративно лениво.

   Потом наскучило, перерос, выучился другому...

   - Побили? Кто?

   - Приезжий!

   - Что так - всех разом и побил?

   - Да нет, по очереди!

   - Что же вместе на него не насели, али не родня?

   - А он не дал! - жалуются, вытирая кровавые сопли.

   - Как не дал?

   - А он не по честному! Пока следующий, он уже с первым управлялся, и крутился он все время, не останавливался - никак было не ухватиться, чтобы разом.

   - Тьфу!

   Позднее Федя свою жизнь вспоминает, как некую цепочку, где каждый шаг - звено. Нельзя отнять ни одного - рассыплется. Он еще не задается вопросами - что есть человек, насколько крепко прикреплена к нему душа, видит ли нечто невидимое в тот миг, когда знает, что за этим мигом будет иное, уже с эти миром несвязанное? Он знает, когда душа начинает биться в испуге на истончавшейся нити, и кажется, вот-вот, сорвется, тогда само тело способно на удивительные вещи...

   Федя немногословен.

   - У меня каникулы. Пока есть чему меня учить, буду на вас работать.

   - Это не мое! Пусть спортивный клуб идет. Он борьба учат. Классический называется. Пусть в город идет, там при клубе другой русский есть, самба танцевать учит. Очень красивая самба.

   Бывает такое, подведут и орут через забор хозяину:

   - Саид Ибрагимович, привез тебе ученика и работника! Хочет выучиться грязному искусству! Как твои дети дерутся!