Аурелия что-то обсуждала с Харрисоном Фордом, вид у нее был профессионально участливый и в меру озабоченный. Клотильда оказалась лицом к лицу с Наталем. Ненамеренно. Он показался ей невероятно беззащитным и трогательным в расстегнутой до пояса ветровке, с мокрыми, падающими на глаза волосами и улыбкой супергероя. Ей захотелось кинуться ему на шею – естественный, понятный порыв, жарко шепнуть на ухо:
Она сделала шаг.
Желание прижаться к Наталю было животным, подсознательным, как будто его сила и спокойствие могли залечить душевные раны.
Аурелия отвернулась от врача и сделала два шага.
Франк сунул одежду дочери в руки проходившему мимо санитару и сделал три шага.
Чезаре Гарсия отступил назад, как арбитр на ринге.
– Наталь! – позвала Аурелия.
Он не двинулся с места.
– Кло! – в спину жене закричал Франк. – Кло!
Она не отреагировала.
– Клотильда, ты нужна Валу.
Она заколебалась.
– Ей нужно… сказать тебе что-то важное.
На остров опускалась ночь. Пожарные разъезжались. Катер морской полиции делал все более широкие круги, собираясь выйти из бухты в открытое море. У Клотильды упало сердце.
Разве можно сейчас покинуть дочь?
Она обернулась.
Валентина и Пальма сидели, сгорбившись под одеялами, в одинаковых белых чалмах из полотенец, и были ошеломляюще похожи.
– Что ты хотела, детка?
– Мама, я… у меня кое-что есть для тебя…
Девочка поднялась – ее качнуло, – вытащила из-под золотистой накидки пакет, засомневалась и наклонилась к бабушке:
– Вот… Отдайте ей сами.
Голос Пальмы дрожал, она говорила отрывисто, тяжело сглатывая между слогами:
– Скажи… мне… ты… ты… где… моя…
Она улыбнулась и приняла на колени пакет, не выпуская рук внучки. Шесть рук, тридцать пальцев соединились, и пакет зашуршал, как смятая бумажная безделушка.
– Это… твое… – выговорила Пальма.
Бабушка и внучка расплакались.
Клотильда осторожно развернула подарок, не понимая, почему они так разволновались, увидела что-то бледно-голубое, нащупала прямоугольный предмет. Книга, легкая… Нет, не книга, скорее тетрадь.
Ветер подхватил пустой пакет, понес в сторону мыса Ревеллата, и никто не попытался его поймать.
Знакомый почерк.
Она бережно перевернула первую страницу – как археолог найденный в пирамиде папирус.
Слезы безудержно лились из глаз Клотильды. Буквы, слова, строчки остались нетронутыми, только страницы пожелтели да уголки загнулись, и дневник стал похож на старинную книгу заклинаний. Ей на миг показалось, что она встретилась с собой. Столкнулась нос к носу с девочкой пятнадцати лет, как это бывает в романах, где две героини проживают разные судьбы и встречаются в последней главе.
– Я спасла его, мама, – с гордостью сообщила Валу. – Спасла!
Теперь они плакали вместе.
Кто-то обнял ее за талию.
Франк.
Она обернулась, приникла к нему, положила подбородок на плечо. Муж мог принять это за проявление нежности, но она смотрела на Аурелию, спрятавшую лицо на груди Наталя.
Клотильда прижала к себе дневник.
Лизабетта с усмешкой наблюдала за собравшимися во дворе овчарни Арканю людьми. Полуденное солнце медленно поджаривало принарядившуюся толпу, каждый пытался найти хоть кусочек тени и… не находил. Все попали в ловушку. Кассаню бы это понравилось.
Он всегда терпеть не мог мрачные спектакли, которые до сих пор обожают некоторые корсиканцы, когда облаченные во все черное женщины поют бесконечные горестные гимны и воют. Его смешили попытки отвести, отвадить от дома смерть, задергивая шторы на окнах и закрывая зеркала простынями. Лизабетта обещала, что не допустит ничего подобного.
Она сдержала слово.
Но народ все равно собрался.
Пришедшие молчали и потели, и Лизабетта подумала: «Не ровен час, у каждого под ногами появится лужа, вода сольется в ручейки и потечет в море…»
Двор превратился в адское пекло. Корсика наказывала корсиканцев.
Толпа двигалась медленно, очень медленно.