Время учеников, XXI век. Важнейшее из искусств

Колесо снова щелкнуло. Бурд сжал пальцы так, что обломанные ногти до крови впились в грязные ладони. Но ожидаемой боли не случилось. Вместо нее с ржавым грохотом распахнулась дверь. Крысы бросились по углам, и в камеру вошел уже знакомый тучный монах-дознаватель.

Маленькие глазки с живым любопытством оглядели растянутого в станке Бурда.

– Преступное упорство твое вызвало праведный гнев самого дона Рэбы, министра охраны короны его величества. – Монах зевнул. – По его распоряжению я прибыл сюда в последний раз задать тебе, Бурд Кривые Зубы, зовущийся еще Оживляющий Тени, вопрос: ты готов поделиться секретом своего мастерства? Не торопись отвечать, учти, что в случае твоего отказа…

– Я знаю, знаю!… – Бурд дернулся в оковах. – Я согласен! Но…

Монах иронично поднял маленькую бровь:

– Но у тебя есть условия, не так ли?

– Да… То есть нет, не условия… – простонал Бурд. – Просто я хочу сразу сказать – без меня машина работать не будет и тени не оживут.

Толстяк понимающе улыбнулся, и неожиданно зычным голосом монах гаркнул в темноту за дверью камеры:

– Эй, там! Снимите его!

* * *

Глеб сидел в канаве за пыльным придорожным кустом, то и дело вытирая потеющие ладони о засаленные штаны из чертовой кожи. Конечно, можно было проглотить таблетку стаба, и волнение тут же ушло бы, но ему почему-то было стыдно пользоваться препаратами из полевой аптечки.

Над городом занимался рассвет, и розовые тени медленно ползли по кольчатым черепичным крышам. Из темных провалов улиц тянуло гнилью, над высокой закопченной трубой смолокурни кружила одинокая птица. Легкий ветерок пронесся над пустырем, погнал сор и луковую шелуху, зашелестел листьями придорожных кустов – и умер, задохнувшись пылью.

В королевском дворце ударил колокол, извещающий, что его величество король Арканарский проснулись и готовы вершить государственные дела.

«Еще чуть-чуть, – сказал себе Глеб. – Полчаса. Может, минут сорок. Осужденных повезут на Королевскую площадь через пустырь. Охрана, как обычно, – взвод штурмовиков плюс десяток тюремщиков. Нас четверо, стало быть, по девять человек на брата. Вначале парализаторами, потом нейтрализуем тех, кто на телегах. Берем Бурда, к лошадям – и прочь из города. Все получится. Должно. Не может не получиться».

Далее его мысли перекинулись на сам объект операции. Бурд Кривые Зубы. Прозвище получил из-за дефекта челюсти. Элементарные брекеты – и у этого человека не было бы испорченного из-за дурацкой клички детства. Ничем особым не примечателен. До двадцати пяти лет жил в деревне на востоке страны. Затем неожиданно продал дом и переехал в столицу. Изготовил машину и начал показывать на ярмарках «движущиеся картины», или, как их здесь называют, Ожившие тени. Обратил на себя внимание Антона. Машина была аккуратно изучена и, к изумлению Рауха и всего штаба миссии, оказалась не чем иным, как примитивным кинопроектором. Бурд снимал короткие фильмы на своеобразную пленку, изготовленную из промасленной ткани с нанесенным на нее галогенидом серебра природного происхождения, защищенным обычным желатином, а затем демонстрировал их на полотне, прокручивая через барабан перед ярким фонарем. Фильмы были черно-белые. Сюжеты, как правило, скабрезные. Решение о контакте в Институте приняли сразу же после рассмотрения кандидатуры, но изобретатель уже попал в поле зрения министерства охраны короны. Попытка выкупить захваченного «серыми» Бурда провалилась – агент не успел перехватить возок с арестованным. То, что Ожившие тени будут признаны в ведомстве дона Рэбы опасным колдовством, не вызывало сомнений, как и то, что там сделают с изобретателем. Через полчаса Бурд будет освобожден и переправлен в Торговую республику Соан. Там, под крылом дона Кондора, его познакомят с азами киноискусства и предоставят возможность усовершенствовать свой аппарат. Такая у нас работа…

Вереница из пяти телег с осужденными выехала на пустырь, когда солнце уже поднялось над горизонтом. Впереди и позади скорбной процессии нестройной толпой шагали штурмовики с топорами на плечах; тощие тюремные клячи тащили деревянные клетки, в которых звенели цепями приговоренные к смерти. Глеб бросил в горошину микрофона: «Пора!» – и продрался сквозь ветки, на ходу вскидывая парализатор.

Через несколько секунд все было кончено. «Серые» громоздились в пыли неопрятной копошащейся грудой, возницы кулями осели на передках телег. Глеб по очереди сбил замки, ребята из опергруппы вытащили заключенных наружу. Осмотрев освобожденных, Глеб уселся на землю, привалившись спиной к тележному колесу.

– Его здесь нет, – устало сказал неизвестно кому и тут же добавил: – Никита, «подними» вон того борова.

…Монах, получив дозу стимулятора, икал и с перепугу никак не мог сотворить оберегающий знак, бестолково тряся пальцами перед заплывшим жиром лицом.

– Где Бурд Кривые Зубы? – тщательно выговаривая слова, в третий раз спросил Глеб. – Его приговорили к смерти. Где он?

До толстяка наконец дошло, чего от него хочет страшный незнакомец с закутанным черной тканью лицом. Он перестал икать и вполне связно прохрипел: