Время умирать. Рязань, год 1237 [СИ]

Булгары били прицельно, не спеша, на выбор. Ни одна из плывущих до противоположного берега не добралась. В том числе и Аршава. Ее достали последней. Сразу двумя стрелами. Саженях в десяти от берега, с которого наблюдали за всем этим ужасом, Ратьша и Мелания.

Увидев, что мать скрылась под водой, парень вырвался из рук мамки, пытающейся его удержать, и бросился в воду. Хоть горе и ярость ослепили Ратьшу, он помнил, что с высокого берега его выцеливают враги и потому почти сразу нырнул. Уроки учителей не пропали даром парень проплыл под водой почти до того места, где исчезла его мать. Не выныривая полностью, только высунув из под воды нос и рот, он вдохнул воздуха и снова нырнул. На этот раз, пытаясь достичь дна в поисках утонувшей. Место оказалось глубоким — омут. Уши сдавило. Ратьша сглотнул. В ушах щелкнуло и стало легче. Внизу и правее замаячило что-то белое. Погреб туда и вскоре ясно различил женское тело в исподней сорочке. Рванулся вперед, ухватил, медленно кружащееся тело за плечи, повернул лицом к себе. Нет, это была не мать. Одна из челядинок. Воздух в груди кончился. Ратьша выпустил убитую из рук и устремился к поверхности. Вдохнуть хотелось так сильно, что об осторожности он даже не вспомнил, за что едва не поплатился. Рядом с головой с плеском начали падать стрелы.

Толком не отдышавшись, снова нырнул. На этот раз под водой продержался совсем чуть и никого не увидел. Снова вынырнул. Опять полетели стрелы. Нырнул, совсем не отдышавшись. Кого-то искать в глубине, нечего было думать. Опять же, с пронзительной ясностью он понял, что мать уже не спасти. Даже если стрелы не убили ее, она утонула — слишком много времени пробыла под водой. К берегу, где осталась Мелания плыть было нельзя — подстрелят. Не в воде, так на берегу, пока добежит до кустов. Ратьша поплыл по течению. Благо оно и так отнесло его довольно далеко от стрелков. Опять вынырнул вдохнуть. Рядом булькнуло только две стрелы. Нырнул. Вынырнул в следующий раз уже за речным поворотом, невидимый для булгар.

Выбрался из воды в версте ниже по течению. Долго лежал на прибрежном песке, не в силах подняться. Тело содрогалось от рыданий. Потом заставил себя встать и пошел в чащу. Валятся на виду, не годилось — отряды врагов наверняка рыскали по окрестностям в поисках живой добычи. Шел, куда глаза глядят, ослепленный горем. Углубившись в дебри, забрался в яму под выворотнем, свернулся в клубок и пролежал так до вечера.

К вечеру отчаяние чуть отпустило. Ратьша вылез из ямы, осмотрелся. Понял, где он находится, быстро — окрестности за время жизни в селище излазил вдоль и поперек. Совсем недалеко находилась охотничья схоронка. Парнишка успел добраться до маленькой землянки до наступления полной темноты. Здесь имелся небольшой запас продуктов, но есть не хотелось совершенно. Он улегся на лавке и, поворочавшись, заснул.

В схронке Ратьша прожил три дня. На четвертый решил, что находники убрались из селища, собрал в мешок все, что могло пригодиться, и с утра пораньше двинулся в путь. Добрался до места к полудню. Булгары не стали жечь домов, видно боясь встревожить дымом окрестные селения. Тоже хотели застать их врасплох. Между домами и внутри них лежали трупы. Уже вздувшиеся и почерневшие на летней жаре. Булгары ушли совсем недавно, судя по свежему конскому навозу. Скорее всего, этим утром. Ратьша шел по главной улице, с ужасом узнавая в обезображенных тлением телах, былых знакомцев. На площади у священных столбов лежали трупы старейшин со следами страшных пыток. В дальнем конце улицы показалась знакомая фигура, двигающаяся ему навстречу. Мамка! Парнишка подбежал к последней родной душе, обнял, уткнулся лицом Мелании в грудь и зарыдал.

Оказалось, что той страшной ночью перебили и похватали не всех. Уцелело около трех десятков селян. Вскорости все они собрались в селище. Убитых похоронили, дома подожгли, а жить перебрались в последнюю уцелевшую при набеге ивутичскую весь. Однако Ратьша здесь больше оставаться не мог. Душа просила иного, и он решил идти в Пронск к родне по отцу, а потом, может, в Рязань. Простился с мамкой, взял припасов на дорогу и ушел. Лесами добрался до Оки, а потом с купеческим караваном до Рязани. Здесь пробился к своему крестному — епископу Фотию, был им признан и пристроен ко двору Великого князя.

Лес расступился, и трое спутников выехали на большую дорогу, ведущую из Рязани в Пронск. Дорога была хорошо наезжена. Ею пользовались и зимой и летом. В основном смерды из окрестных сел и весей, везущие плоды своего труда на рынки Рязани и Пронска. Торговые гости предпочитали двигаться по реке. Можно было и Ратьше двинуть до стольного града по Проне. Благо у причала внизу под береговым откосом качалась на речных волнах вместительная, быстроходная лодья. Но так получалось дольше — речные изгибы изрядно удлиняли путь. Опять же, хотелось размяться верховой ездой после трех дней пирования. И, ко всему, боярин не любил плавания на судах: скучно, тело ленится, теряет упругость, ну его…. То ли дело — скачка!