Время в судьбе. Святейший Сергий, патриарх Московский и всея Руси

Не будет преувеличением сказать, что митрополит Сергий смотрел на проблему по-иному, стремясь переубедить безбожные власти, доказав им полезность лояльной Православной Церкви в социалистическом государстве. Иначе говоря, он надеялся, что старые синодальные традиции в новых условиях окажутся полезными даже для безбожной власти. Ну нельзя же загнать в резервацию миллионы верующих, это же абсурдная задача! История доказала, что власть так не считала, предпочитая постепенно уничтожать всех своих идейных врагов. «Декларация» на практике оказалась своеобразным разрешением на создание «религиозной резервации», своеобразным «входным билетом», дававшим право занять в новом обществе легальные места. За это требовалось признать безбожную власть в том объеме, в котором она сама сочтет нужным. Чуткие к делам веры православные сразу же оценили грозящую опасность. К тому же в условиях непрекращавшихся гонений попытка сблизиться с безбожным государством означала также согласование принципиальных внутрицерковных решений с «кураторами» из ОГПУ (тогда — с Е. А. Тучковым). Поэтому отмежевание от митрополита Сергия во многих случаях было прежде всего психологически оправдано.

Неслучайно, думается, что, исследуя появление расколов и различных группировок, возникших в связи с опубликованием в 1927 г. «Декларации», митрополит Иоанн (Снычев) специально рассматривает не только исторические и канонические, но и психологические причины этого. Владыка справедливо увязывает недоверие верующих к власти с действиями последней, не забывая подчеркнуть, что «их внутреннее беспокойство еще более усилилось, когда на арену церковной жизни всплыло обновленчество, заявившее во всеуслышание о своей лояльности к Советской власти и объявившее свою Церковь демократической». «Дело обновленцев, — пишет митрополит, — так ярко нарушавшее догматическое учение Православной Церкви и церковные каноны, настолько тесно соприкасалось с направлением нового государственного строя, что некоторые православные иерархи и рядовые пастыри, а в большей степени простой народ, стали отождествлять сближение с гражданской властью с изменой Православию»[149]

.

На мой взгляд, на это наблюдение стоит обратить особое внимание. Болезненное для церковного сознания смешение политики с религией, допущенное обновленцами, должно было выработать у ревнителей своеобразный «иммунитет» против любых форм союза (даже вынужденного, декоративного) с безбожными властями. Борьба за «форму» вызывалась опасениями искажения «содержания». Именно эту мысль и проводит митрополит Иоанн, когда заявляет, что не было ничего удивительного в том, «что всякая попытка со стороны высшей церковной иерархии каким-либо образом изменить сложившуюся политику в сторону сближения Церкви и государства (с психологической необходимостью) оценивалась православным церковным обществом как нарушение чистоты Православия». «Вызывалась большая опасность, — продолжает он далее, — чтобы, изменяя церковную политику в духе обновленческом хотя бы даже по внешней форме,

не изменить канонов и особенно того церковного строя, который с необходимостью был утвержден Святейшим Патриархом Тихоном»[150]

(выделено мной — С. Ф.).

Разумеется, что православное церковное общество должно было выразить и свое отношение «к нарушению» митрополита Сергия, тем более что «внешняя форма» этого нарушения заставляла задуматься о грядущей судьбе Церкви. Конечно, можно (и нужно) принять во внимание, что в те времена никто еще не мог представить, что нет такой цены, которой можно было бы купить спокойное церковное «житие» в богоборческом государстве. Но ведь и саму надежду наладить подобное «житие», сделавшись рапсодом социалистической Родины и безропотно выполняя ее распоряжения, нельзя не признать сомнительной и наивной.

Десять лет — большой срок, в течение которого большевики продемонстрировали свое отношение к религии и Церкви достаточно откровенно. Собственно, уже государственная поддержка обновленцев должна была заставить «тихоновцев» понять всю бесперспективность сотрудничества с властями. К тому же две легальные, искренне славословящие новую власть, «обновленные» Православные Церкви этой самой власти совершенно не были нужны. Указанное выше обстоятельство вовсе не требует специальных разъяснений: теория «разделяй и властвуй» сформулирована еще древними. Цель этой политики для умеющего логически мыслить также не представляла тайны. Не понимать ее митрополит Сергий просто не мог, но принимать ее было, очевидно, выше его сил.