Время Волка

К концу восьмидесятых он всё сильнее ощущал противоречие между тем, чего ждут от него поклонники, тем, что хочет начальство в виде редакторов и худсоветов, и тем, чего хочет он сам. Ему было хорошо за сорок, он давно вырос из образа «талантливого мальчика», идейным певцом, трибуном советской власти так и не стал, а воплотить на сцене близкий ему образ умудрённого опытом лирического героя Лёне не давали. Он хотел сделать на советской эстраде нечто подобное тому, что делал во Франции Джо Дассен. Очень ему нравился французский шансонье с мечтательным взглядом, неторопливо гуляющий по сцене под красивые спокойные мелодии. Он даже пытался что-то писать в стиле Дассена и на творческом объединении «Экран» снял что-то вроде клипа на созданную песню. Но клип не пропустили цензоры, да и к песням они придирались постоянно, находя тысячу причин не дать их в эфир. В итоге на гастрольных концертах он пел лирику собственного сочинения, а в Москве на телевидении и на творческих вечерах исполнял устоявшийся и осточертевший ему репертуар прошлых лет.

Он уже получил народного, объездил весь Союз, записал с десяток пластинок, но совершенно не понимал, что дальше. Снова гастроли по тем же городам? Те же песни, те же мелодии. Развиваться ему все равно не дают. И вдруг зазвучало слово «перестройка», стали исчезать худсоветы, развалился Росконцерт. Ему показалось, что наступила свобода. Но оказалось, что это больше, чем свобода, — на эстраде началась анархия. И как очень скоро на Лубянке снесли памятник Железному Феликсу, так и на эстраде первым делом низвергли старых кумиров. «Песня года» оказалась только предупреждающим ударом. Волка больше не звали никуда, телефон молчал, гастроли срывались.

Обиднее всего было то, что он нигде не находил поддержки. Старые приятели из числа редакторов, с которыми когда-то вместе и пели, и пили, теперь в лицо заявляли, что Волк и его творчество несовременны. Коллеги-композиторы вдруг начали писать для молодёжи в совсем несвойственной им манере, пытаясь удержаться на плаву, и новых песен Волку никто не предлагал. Он писал свои, но их не брали на радио или предлагали ему самому заплатить за эфир. Чем? Он едва сводил концы с концами, из-за денег они постоянно скандалили с Натали. Однажды она заявила, что лучше бы ему, «как все нормальные люди», заняться бизнесом. Лёня тогда был шокирован. Он впервые в жизни понял, что живёт с женщиной, совершенно его не понимающей. Старый дурак, он искал жену не из числа поклонниц, хотел, чтобы любили его — человека, а не артиста. Вот она и вышла замуж за человека и на артиста Волка ей наплевать. Она искренне не понимает, что сцена, музыка, возможность выходить к зрителям и петь — самое главное в его жизни. Можно содержать семью, торгуя колбасой, газировкой или машинами, можно даже сделать на колбасе целое состояние. Многие его приятели стремительно богатели, занявшись бизнесом, у них появлялись иностранные автомобили, роскошные шубы и украшения, родилась мода на загородные дома. Но Лёню деньги сами по себе никогда не интересовали, они были для него всего лишь следствием успешной карьеры певца, музыканта. А теперь получалось, он должен платить за то, чтобы встретиться со своим слушателем. Бред какой-то!

Даже Борька не мог ничего посоветовать, подсказать — он сам переживал черную полосу. Его профессия врача вдруг стала малооплачиваемой, он сидел без денег и по вечерам после смены таксовал на Лёнькиных старых «жигулях». Радовался, если заработанного хватало на покупку курицы-гриль, тогда только появившейся. Он приносил домой пакет с горячей ароматной тушкой, и Мишелька радостно накидывалась на неё с воплем: «Чур крылышки мои!» Борис и Полина потом доедали то, что осталось после мелкой. И вроде бы ни семья Карлинских, ни семья Волков не голодали и в целом жили лучше, чем, скажем, семьи бастующих шахтёров. Но общая атмосфера времени была гнетущей. Когда у обоих выпадал свободный день, Лёня и Борис усаживались на кухне Карлинских с бутылкой водки и пытались заглушить одолевавшую их тоску. В долгих разговорах искали ответ на вопрос, что делать дальше. Трудно, очень трудно подстраиваться под новую жизнь, когда тебе почти полтинник. Но ведь других вариантов нет?

Из-за финансовых сложностей распался коллектив Волка, из прежнего состава с ним остались только барабанщик и верная Ленуся. Пришлось срочно искать новых музыкантов, но молодёжь шла к Волку неохотно. Все жаждали организовывать собственные группы, играть рок, поп, панк, что угодно, кроме привычной ему эстрадной музыки. Люди хотели то, что раньше было нельзя. Дошло до того, что от Волка ушёл Игорь, прежний директор.

— Прости, дружище, но мне надо семью кормить, — заявил он после того, как они месяц просидели без работы. — Пора тебе тоже понять, что пришло время заканчивать эту бодягу.

— И чем займёшься? — мрачно спросил Волк.

— Да есть одна девочка на примете. Подружка банкира, бабосы на раскрутку имеются. Пляшет хорошо, задорная. Так что буду её катать.