Время возвращаться домой

 Шагая вдоль набережной мимо Кремля, лейтенант внезапно подумал: "А может, не стоит отходить от Дома на Набережной? Вдруг профессор его прямо сейчас вытащит? И только отсюда?" Волков оглянулся, поправив вещмешок. На доме стояла огромная, трехлучевая звезда в круге. Вернее, не совсем стояла, а медленно вертелась по часовой стрелке. Трехлучевая... В круге... Странный знак. Что-то напоминает, а что? Может быть, это символ местного государственного строя? А почему тогда на башнях Кремля старые добрые рубиновые?

 Необычное чувство, уже полузабытое, вдруг кольнуло под ложечкой. Чувство опасности, выработанное за годы безпризорничества.

 Вообще, города Волков не боялся. Вырос он в городах. Степи побаивался. Леса тем более. Хотя умом понимал, что нет опаснее зверя, чем человек, который способен воткнуть перо в спину, стоит только отвернуться. Но, стоя в ночном карауле, когда их училище выехало в одесские степи на сборы, тогда еще курсант Волков потел, бледнел и нервно хватался за карабин при каждом порыве легкого ветерка, при каждом странном шелесте, каждом вопле неведомого степного зверя. А в лесу еще хуже. Все время кажется, что из предрассветного тумана, из-за кривых деревьев, вдруг выйдет нечто черное и бестелесное... Что с ним, живым человеком, к тому же вооруженным карабином - укороченным вариантом трехлинейной винтовки Мосина, сделает это нечто, Волков не знал и не представлял. Кстати, был у них один случай. Правда, не в их батальоне. У соседей курсант устроил переполох, пристрелив заблудившуюся колхозную корову.

 Нет... В городе привычнее, хотя и опаснее. Вы были на Привозе? Нет, вы таки не были на Привозе, если не знаете, что руки из карманов лучше не доставать. Хоть и не по уставу, но так скромные курсантские деньжата целее.

 Надо отдохнуть. А где отдохнуть в незнакомом городе, если у тебя нет денег на гостиницу и нет ни одного знакомого? Правильно. На вокзале. Но до вокзала еще дойти надо. И как туда дойти, Волков совершенно не представлял. Ту Москву, конечно он помнил. И, примерно, представлял, где он находится. И еще помнил, что если идти по Садовому кольцу, то к какому-нибудь вокзалу да и выйдешь. Только есть ли в Этой Москве Садовое? И как выйти на это самое кольцо, чтобы не заблудиться в паутине московских переулков? Вот то-то же.

 Можно переночевать и в коллекторе, лучше водопроводном. Там почище. Однако ночевать командиру РККА под землей - несолидно.

 И еще можно под мостом. Под большим мостом всегда много закутков. Правда, от реки прохладнее. Ну ничего, ночи здесь теплые. Теплее, чем в сорок первом.

 С этими думами и вошел лейтенант под брюхо Большого Каменного моста. Выходы под речные пролеты были наглухо заварены решетками. Нет, пролезть можно. Но лучше с другой стороны, там, где мост касается подбрюшьем земли. Там дует меньше. Лейтенант, воровато оглядываясь - как же, нарушил правила движения - быстро перебежал дорогу, стелившуюся вдоль реки под мостом, а потом торопливо поднялся по крупноячеистой сетке наверх. Сунул было голову в большое темное отверстие и тут же отшатнулся - из дыры вонюче пахнуло разложением. Небось крыса сдохла, а то и не одна. Спать рядом с дохлой крысой лейтенанту очень не хотелось. Вдруг в норе что-то зашевелилось, и из дыры высунулось очень странное лицо. Опухшее, словно в человека накачали десятки литров воды, а кожа вот-вот грозила лопнуть. Сизо-серый, по крайней мере так казалось в сумерках, прохрипел:

 - Занято, куды прешь!

 А потом расширил опухшие глаза и заорал, почему-то по-немецки:

 - Glüсk! Glüсk! Glüсk! Уйди, - а дальше понесся убогий, однообразный, но русский мат.

 Причем тут счастье и куда оно должно уйти, Волков не понял, но, на всякий случай, сделал несколько шагов назад.

 Сизый яростно зашипел и полез из дыры.

 Господи ты, боже мой!

 ЭТО больше было похоже на кошмар из сна, чем на человека. Рук у этого практически не было. Вернее, были. Но страшные язвы на них обнажали кости, и гнилые куски мяса струпьями болтались на диких ранах.

 Лейтенант быстро спустился обратно на тротуар, когда чудище, наконец, выползло из своего укрытия. Сил у него было, видимо, немного. Оно вдруг упало, зацепившись чудовищно распухшей ногой за ячейку сетки, нечленораздельно заорало, чавкая и плюясь, а затем вдруг оцепенело и свернулось клубком. Оно было еще живо, по крайней мере, дышало, но на лейтенанта больше не обращало внимания.

 Волков передернул плечами от отвращения. А потом торопливо зашагал дальше. Что это было? Чудовищный морлок из романов англичанина Герберта Вэллса? Из "Машины времени", да. Неужели тот тоже был психроноходцем? Тогда получается, что Алешку занесло на несколько тысяч лет вперед? Но как? Шпильрейн же говорил лишь о ста пятидесяти двух днях...