Время жить и время умирать

– Уходите.

Русские смотрели на него. Не верили. Он бросил винтовку и нетерпеливо повторил, показывая пустые руки:

– Уходите, уходите.

Молодой русский осторожно шагнул вперед. Гребер отвернулся. Пошел туда, где лежал Штайнбреннер.

– Убийца. – Он не знал, кого имеет в виду. Смотрел на Штайнбреннера. И не чувствовал ничего.

Потом вдруг мысли опять помчались, опережая одна другую. Словно откатился какой-то камень. Что-то решилось навсегда. Он более не чувствовал тяжести. Чувствовал себя невесомым. Знал, что должен что-то сделать, но ему казалось, необходимо за что-нибудь уцепиться, чтобы не улететь. В голове туман. Он осторожно шел по аллее. Надо было сделать что-то бесконечно важное, но он никак не мог уловить, что именно, пока не мог. Оно было еще слишком далеким, слишком новым и настолько ясным, что причиняло боль.

Он увидел русских. Они бежали пригнувшись, кучкой, женщины впереди. Старик оглянулся, заметил его. В руке у него неожиданно оказалась винтовка. Он поднял ее и прицелился. Значит, все-таки партизаны, подумал Гребер. Он видел черную дыру дула, она росла, он хотел окликнуть, громко, надо было многое сказать, быстро и громко…

Выстрела он не почувствовал. Только вдруг увидел перед собой траву, растение, прямо перед глазами, полурастоптанное, с розовыми бутонами и нежными листочками, оно увеличивалось, так уже было однажды, но он не помнил когда. Растение покачивалось, а потом одиноко стояло на сузившемся горизонте его клонящейся головы, безмолвное, естественное, утешение мельчайшего порядка, сама умиротворенность, оно становилось все больше и больше, пока не заполнило все небо и его глаза не закрылись.