Всадник без головы

Even the unreasoning animal can perceive this; and, after gazing a moment with wildered eyes-wondering what abnormal monster thus mocks its cervine intelligence-terror-stricken it continues its retreat; nor again pauses, till it has plunged through the waters of the Leona, and placed the current of the stream between itself and the ghastly intruder.	Это очевидно даже для неразумного животного. Еще с минуту смотрит олень растерянными глазами, как бы силясь понять: что это за невиданное чудовище? Но вот, охваченный ужасом, олень снова бежит. Он не останавливается до тех пор, пока не переплывает Леону и бурный поток не отделяет его от страшного всадника.
Heedless of the affrighted deer-either of its presence, or precipitate flight-the Headless Horseman rides on.	Не обращая внимания на убегающего в испуге оленя, как будто даже не заметив его присутствия, всадник без головы продолжает свой путь.
He, too, is going in the direction of the river. Unlike the stag, he does not seem pressed for time; but advances in a slow, tranquil pace: so silent as to seem ceremonious.	Он тоже направляется к реке, но, кажется, никуда не спешит, а движется медленным, спокойным, почти церемониальным шагом.
Apparently absorbed in solemn thought, he gives free rein to his steed: permitting the animal, at intervals, to snatch a mouthful of the herbage growing by the way.	Словно поглощенный своими мыслями, всадник опустил поводья, и лошадь его время от времени пощипывает траву.
Nor does he, by voice or gesture, urge it impatiently onward, when the howl-bark of the prairie-wolf causes it to fling its head on high, and stand snorting in its tracks.	Ни голосом, ни движением не подгоняет он ее, когда, испуганная лаем койотов, она вдруг вскидывает голову и, храпя, останавливается.
He appears to be under the influence of some all-absorbing emotion, from which no common incident can awake him.	Кажется, что он во власти каких-то глубоких чувств и мелкие происшествия не могут вывести его из задумчивости.
There is no speech-not a whisper-to betray its nature.	Ни единым звуком не выдает он своей тайны.
The startled stag, his own horse, the wolf, and the midnight moon, are the sole witnesses of his silent abstraction.	Испуганный олень, лошадь, волк и полуночная луна -- единственные свидетели его молчаливых раздумий.
His shoulders shrouded under a serap?, one edge of which, flirted up by the wind, displays a portion of his figure: his limbs encased in "water-guards" of jaguar-skin: thus sufficiently sheltered against the dews of the night, or the showers of a tropical sky, he rides on-silent as the stars shining above, unconcerned as the cicada that chirrups in the grass beneath, or the prairie breeze playing with the drapery of his dress.	На плечи всадника наброшено серапе2, которое при порыве ветра приподнимается и открывает часть его фигуры; на ногах у него гетры из шкуры ягуара. Защищенный от ночной сырости и от тропических ливней, он едет вперед, молчаливый, как звезды, мерцающие над ним, беззаботный, как цикады, стрекочущие в траве, как ночной ветерок, играющий складками его одежды.
Something at length appears to rouse from his reverie, and stimulate him to greater speed-his steed, at the same time.	Наконец что-то, по-видимому, вывело всадника из задумчивости,-- его конь ускорил шаг.
The latter, tossing up its head, gives utterance to a joyous neigh; and, with outstretched neck, and spread nostrils, advances in a gait gradually increasing to a canter. The proximity of the river explains the altered pace.	Вот конь встряхнул головой и радостно заржал -- с вытянутой шеей и раздувающимися ноздрями он бежит вперед рысью и скоро уже скачет галопом: близость реки -- вот что заставило коня мчаться быстрее.
The horse halts not again, till the crystal current is surging against his flanks, and the legs of his rider are submerged knee-deep under the surface.	Он не останавливается до тех пор, пока не погружается в прозрачный поток так, что вода доходит всаднику до колен.