Всадники

Дмиор понимал, что рыбаки используют повозку, как ориентир, по сути — защищают ее. Барабанщики Гражина, намеренные гнать рыбаков впереди, давно уже сломали строй. И в водовороте сражения, образовался маленький остров, обозначенный телегой, груженной копьями и мечами. Мало разгоряченные битвой, словно стоящие у длинного разделочного стола, рыбаки не бились. Они выполняли тяжелый кровавый труд.

Одно было плохо — не хватало звуковых сигналов, которые стянули бы силы рыбаков еще плотнее к повозке — сражающиеся уже начали распадаться на отдельные группы.

И Дмиор вылез из-под телеги. Ноги сразу стали у него ватными, от страха, и он начал снова сползать под свое ненадежное укрытие. Но тут Старейшина закричал, созывая своих, и Дмиор пересилил себя.

Втянув голову в плечи, как черепаха, он начал копаться в телеге, содрал кожу на пальцах, но добыл-таки круглый щит конного лучника и небольшую секиру, комлем которой сподручно было бить, словно колотушкой. Теперь оставалось выбрать ритм, чтобы его поняли. И Дмиор не раздумывая начал лупить по щиту, выкрикивая для верности те пять-шесть строк, что врезались ему в память вчерашним вечером.

По рукоять.

Бей, бубен, бей!За жизнь, за мать.Бей, бубен, бей!За ратью рать.Бей, бубен, бей!

Пей, меч мой, пей!

Дмиор кричал еще какие-то слова. Похоже, он сам сбивал их в строки по ходу ритма, что было для него чудным и странным. Но завораживающим. До самой глубины естества.

Рыбаки, благодаря неистовым воплям впавшего в транс Дмиора, всё теснее сжимали кольцо вокруг телеги.

Поток кочевников иссяк.

Привычные к тактике наскока и быстрого боя, они накатились волной, а теперь отступали малыми ручейками, обтекая, ощетинившийся копьями «островок» рыбаков.

Конечно, многие широкогрудые, русоголовые рыбаки лежали уже в руках матери земли, и раны их не кровоточили. Но многие и уцелели. И это было чудом.

Вот несколько рук ухватили осипшего первосвященника и стянули его с телеги. Кочевники отступили. Латники Гражина собирались в десятки и сдваивали ряды — похоже, решено было гнать кочевников, в надежде, что они бросят обозы. Но рыбаков больше не интересовала битва. Они собирали убитых и раненых… Ополченцы Гражина обходили их стороной, посчитав видно, что Всадники — это рыбачьи боги…

Дмиор шёл за маленьким обозом и думал. Думал о Чистом. И о том чудном ритме, который изменил его сердце.

5

Вот и всё, братишка. Сказка как всегда закончилась хорошо. Пусть и твой путь будет достойным тебя. Ведь, что такое, в сущности, жизнь? Просто маленькая попытка заглянуть в зеркало собственной души…

Ты знаешь, моя душа трепещет. Наверное, когда кто-то уходит, всегда тянет пойти следом. И оставаться так же тяжело, как и уходить. И мне мучительно больно порой чувствовать, что вот это мое чудное тело умрет, разрушится, и только маленькая божественная искра может быть, пройдя земным путем, возродится, наконец, для понимания.

Потому что… Может быть, ты вспомнил сейчас, зачем мы сюда пришли?.. Все вспоминают потом. И только я наказан помнить об этом здесь.

Ткань мироздания трещит по швам, и моей тонкой шкуры вряд ли хватит, чтобы затянуть все разрастающиеся дыры. Но ведь насколько-то хватит, правда? И я не отступлю, потому что вера и изначальный свет питают меня.

Правда иногда вдруг подступает тоска, и я начинаю вглядываться в мутные глаза прохожих в надежде уловить хотя бы ещё один ищущий взгляд. Но это минутная слабость. И я всё равно верю, что мы были правы. И вера эта умрёт вместе со мной, но не с телом моим.

Ну, да ты понял теперь, что есть для нас вера. И страх для тебя позади уже. Значит, я сделал всё, что мог. Счастливого пути тебе, брат!