Все дороги ведут к тебе

С двадцати одного до двадцати восьми, когда любовь была на пике, я была счастлива. Все шло отлично – не настолько, как я сейчас понимаю, вспоминая все, что было сказано и сделано и на что я закрывала глаза. Я всерьез считала, что нашла своего спутника жизни. Писалось уже не так легко, но я чувствовала слова: они лежали на сердце, всегда наготове.

Тогда я еще просыпалась посреди ночи с вереницей слов на языке.

И был альбом, написанный с Юки. Горюя о разрыве отношений с опустошенностью, навеянной принятием того, что все не вечно, я вытянула из себя еще больше слов. Мы подготовили его за месяц, когда сердца у обеих были разбиты вдребезги.

Это была одна из моих любимых работ.

Нори тоже приняла в ней участие, но она – музыкальная машина: печет хиты, как блинчики. Она брала слова и вдыхала в них жизнь. Я была костями, а она – сухожилиями и розовыми ногтевыми пластинами. Это было потрясающе! Подарок судьбы.

Но ничего этого я не расскажу Эймосу. Пока нет. Это уже неважно.

Все, что осталось от той поры, – это коробка со старыми блокнотами.

– Я думал записаться на мастер-класс… – заговорил он, и я едва не поморщилась.

Отговаривать его не хотелось, хотя я считала это пустой затеей. Написание песен – это не математика: формулы для этого не существует. Это либо дано вам, либо нет.

И Эймосу было дано, потому что две песни, которые он тихо напел мне во время нашего последнего занятия, были прекрасны – и с очень большим потенциалом.

– Почему бы нет? – сказала я с фальшивой улыбкой, чтобы он не угадал ход моих мыслей. – Может, чему-нибудь научишься.

Он снова покосился на меня с подозрением:

– Вы так думаете?

– Ну, если тебе этого хочется.

– А нужно?

Я думала, как бы половчее сказать, что не нужно, но тут Эймос сел прямо и округлил глаза.

Он смотрел на что-то за моей спиной.

– Что там?

Его губы едва шевелились.

– Не делайте резких движений.

Меня так и подмывало подскочить и броситься без оглядки – настолько серьезным было его лицо.

– Почему?

Может, повернуться? Я должна повернуться.

– Позади вас ястреб, – сказал он прежде, чем я пошевелилась.

Я села прямее.

– Что?

– Ястреб, – прошептал он. – Прямо тут. У вас за спиной.

– Ястреб? Типа птица?

Эймос, добрая душа, удержался от язвительного комментария. Спокойно и серьезно, совсем как отец, он проговорил:

– Да, ястреб, типа птица. Я их не так хорошо знаю, как папа. – Голос у него просел. – Он огромный.

Я стала медленно оборачиваться и краем глаза увидела небольшую фигурку прямо за дверью гаража. Затем, еще медленнее, развернулась всем телом – вместе со стулом. Как Эймос и предупреждал, ястреб сидел прямо тут. На земле. Прибился к компании. И смотрел на нас. Может, только на меня, но, вероятнее, на нас обоих.

Я прищурилась:

– Эйм, у него кровь?

Послышался скрип – парнишка подполз ближе и сел на пол рядом со мной.

– Похоже на то. У него глаз опух, – прошептал он.

И точно: один птичий глаз действительно выглядел больше другого.

– Думаешь, он ранен? А иначе с чего бы ему тут стоять… Не просто так ведь?

– Я так не думаю.

Мы молча смотрели на ястреба, а он – на нас. Минуты шли, а ястреб не улетал. И вообще ничего не делал.

– Может, его шугануть, чтобы улетел? – тихо спросила я. – Тогда поймем, ранен ли он.

– Это вариант.

Мы оба начали вставать, и тут у меня проснулся здравый смысл. Я похлопала Эймоса по плечу, чтобы оставался на месте.

– Нет, давай я. Может, он ястреб-сорвиголова, и ему все по барабану. Мы его шуганем, а он нападет. Если меня зацепит, ты повезешь меня в больницу. Водить умеешь?

– Давным-давно! Меня папа научил.

– А права есть?

По лицу было видно, что нет.

– Ну да ладно.

Я почти не сомневалась, что Эймос хихикнул, и тоже улыбнулась.

Затем поднялась – не быстро, но и не медленно – и сделала шаг вперед. Птице было по фигу.

Сделала другой шаг – и еще один. Ястреб не реагировал.

– Он уже должен был улететь, – прошептал Эйм.

Это меня и смущало. Я подходила все ближе, готовая прикрыть лицо, если он вздумает напасть, но ему было все равно. Глаз у него определенно опух, а на голове запеклась кровь.

– Он ранен.

– Да?

Я подошла к птице почти вплотную.

– У него рана на голове. Эх ты, бедняга… Может, и крыло повреждено, раз не улетает.

– Он бы уже сто раз улетел… – прошептал Эйм.

– Мы должны ему помочь. Нужно позвонить твоему папе, но у меня здесь не ловит.

– У меня тоже.

Я хотела спросить его, как же быть, но взрослой тут была я. И находить решения полагалось мне. Когда-то я смотрела шоу про егерей. Как бы они действовали?

Поместили бы его в клетку.

– А клетка у вас есть?

Он подумал:

– Наверное.

– Можешь принести?

– Что вы собираетесь делать?

– Посадить его туда.

– Каким образом?

– Возьму руками. Как еще?

– Ора! Он вам лицо порвет! – прошипел Эймос, но меня волновало лишь то, что он за меня переживал, а остальное было неважно.

Мы становились друзьями.

– Пусть лучше мне наложат несколько швов, чем этого беднягу собьет машина, если он будет шарахаться сам по себе.

Парнишка вроде бы задумался.

– Давайте позвоним папе. Он приедет и разберется. Он знает, что делать.