Все дороги ведут к тебе

Серые глаза снова уставились на меня.

– После спустите его в гараж. – Красиво очерченные губы скривились. – Ладно, я сам возьму, когда вы будете на работе, если не возражаете.

Я кивнула.

– Когда Эйм закончит, уже стемнеет, но при первой возможности я его установлю, – произнес он серьезным невозмутимым голосом.

– Что вы, не нужно!

– Мне не нужно, но я это сделаю. Еще посмотрю, что можно законопатить. Они пролезают в самые узкие щели, но я постараюсь.

Я снова воспряла духом.

Мой домохозяин посмотрел на меня внушительным взглядом.

– А вы держитесь подальше от лестницы. Могли бы сломать себе ногу. Или ушибить спину…

Вот такой он был заботливый папаша! Это умиляло. И добавляло ему привлекательности. Несмотря на пугающе серьезный вид и отсутствие симпатии ко мне.

Но я все равно прищурилась.

– А держаться от нее подальше – это просьба или приказ?

Он уставился на меня.

– Ладно, ладно. Обещаю! Я просто испугалась и не хотела вас беспокоить.

– Вы же платите мне за квартиру, так?

Я кивнула, соглашаясь.

– Тогда я обязан позаботиться о подобных вещах, – твердо произнес он. – Эйм сказал, что вы спали в машине, но я подумал, ему показалось. Или вы были пьяны.

– Я же говорила, что почти не пью, – фыркнула я.

Похоже, он мне не поверил.

– Я этим займусь. Если будут другие проблемы, говорите мне. Не хочу, чтобы вы подали на меня в суд.

Я нахмурилась, хотя это было болезненно.

– Я бы никогда не подала на вас в суд, особенно из-за собственной глупости. И одну звезду не поставила бы.

Ни за что.

– И если возникнут проблемы с квартирой, я вам скажу. Могу поклясться на мизинчике.

Идея клятвы на мизинчике его ничуть не позабавила, он просто кивнул. В этот момент из приоткрытой двери гаража донесся голос Эймоса – мальчик взял высокую ноту, но тут же спохватился и запел тише.

– Он всегда так поет? – шепотом спросила я.

Мистер Роудс поднял густую бровь.

– Точно его сердце разбито, и он никогда не полюбит снова?

Это была… шутка?

– Ага, – сказала я.

Он кивнул.

– У него красивый голос.

И это случилось.

Он улыбнулся.

Гордо и максимально широко, точно сознавая, какой у его ребенка красивый голос, и это наполняло его радостью. Оно и понятно: будь Эйм моим сыном, я бы чувствовала то же самое. Голос у парнишки действительно был замечательный. В нем чувствовалось что-то вневременное. А еще он был намного ниже, чем у мальчишек его возраста, что большая редкость. Судя по всему, он владел вокальной техникой, потому что чувствовался посыл… когда забывал глушить звук.

– Он этого не знает. Считает, что я лгу, когда говорю так.

Я покачала головой:

– Это он зря! Смотрите, меня прямо до мурашек пробрало.

Желая продемонстрировать «гусиную кожу», я подняла руку, совсем упустив из виду, что майка на бретельках дает великолепный обзор на все, что под ней. Я не планировала никуда выходить под вечер, но голос Эймоса, точно дудочка крысолова, выманил меня наружу.

И не только меня, потому что его отец тоже вышел на веранду послушать.

Он долю секунды смотрел на мою руку и быстро отвел взгляд. Затем опустился на верхнюю ступеньку и поставил ноги на нижнюю. Очевидно, разговор был закончен. Ясно.

Я постояла, вслушиваясь в сладкий голос Эймоса, певший о женщине, которая не отвечала на его звонки.

Помнится, мужчина, которого я когда-то любила, пел что-то очень похожее. Слова той песни я знала наизусть. Потому что сама их сочинила.

Тираж только того сингла составил свыше миллиона копий. Он считался его прорывным хитом. Ту песню я написала, когда мне было шестнадцать, и адресована она была маме.

Отчасти своим успехом он был обязан себе. Женщинам нравятся такие лица… Но в этом никакой его собственной заслуги не было. Он поддерживал физическую форму, чтобы оставаться сексуально привлекательным для своих фанаток: я чуть не поперхнулась, когда его мамаша произнесла эти слова. Да, он сам научился играть на гитаре, но, по настоянию мамочки, продолжал брать уроки. Он был прирожденным исполнителем! Голос у него был низкий, с хрипотцой, и это тоже было запрограммировано генетически.

Как я поняла за последние два года, можно иметь великолепный голос, но если музыка слабая и не цепляет, то успеха не будет.

Он использовал меня – и в то же время нет. Потому что я все отдавала сама.

Голос Эймоса взлетел выше – вибрато звенело в воздухе, и я почувствовала, как по коже снова побежали мурашки.

Я чуть повернула голову: мистер Роудс смотрел прямо перед собой, напряженно слушая. Его лицо было сосредоточено, а губы тронула легкая довольная улыбка.

Он повел глазами и перехватил мой взгляд.

– Вау! – прошептала я.

И этот бесстрастный суровый мужчина сказал в ответ, тоже с улыбкой:

– Вау!

– А вы поете? – спросила я, не успев себя одернуть и запоздало вспомнив, что он не настроен на разговор.

– Не так, – ответил он, удивив меня. – Это у него от мамы.

Вот и еще один намек на маму! Меня разбирало любопытство. Ужасное любопытство.

Но я не собиралась задавать вопросы.

И тут он снова заговорил, чем удивил меня еще больше.

– Только в такие моменты он выходит из скорлупы, и то не при всех. И бывает счастлив.