Все думы — о вас. Письма семье из лагерей и тюрем, 1933-1937 гг.

В одной из камер, где его часто угощали, он стащил калошу, но ее не удалось вернуть и не удалось найти в течение целых суток. На другие сутки он сообразил, что получать сахар ему выгоднее, чем владеть калошей, и сам вернул ее, принеся в зубах. Эти лисы никого не трогают и довольно трусливы. Движутся безшумно, словно черная тень скользит. Лисиц сюда чернобурых нарочно не привезли, только одну, вероятно, по недосмотру. Хотели, чтобы вывелись детеныши от чернобурых лисов и обыкновенных рыжих лисиц — эта помесь отличается красивым мехом и называется сиводушками. Но, кажется, таких детенышей не рождается. А у чернобурой лисицы были дети, очень хорошенькие, как говорят, — я их не видел, впрочем. — У нас тут ветры и часто — оттепель, мороз же пока 1–2°, даже трудно поверить, что находимся у полярного круга. Широта сказывается, однако, на короткости дня. Часов в 9 утра еще темно, полутемно; без искусственного света работать в комнате можно лишь часа 2 в сутки.

Море еще не замерзло, но в скором времени ждем прекращения навигации. Поэтому не удивляйтесь, если в письмах моих будет перерыв. Постоянно вспоминаю свою дочку. Нужно было бы ей почаще читать и рассказывать вслух, чтобы приучиться говорить. Хоть маме ты разсказывала бы побольше. Васюшка, когда был маленький, непрестанно говорил, особенно на прогулках. Он сам замечал это и объяснял так: «Знаешь, мама, когда пчела летит, она все время жужжит. Так и я, когда иду, то говорю». А Тика наоборот, совсем не похожа на пчелку. Как же она будет собирать мед? Папе же ее хочется, чтобы она собрала для него очень много меду. — К тому времени, как получится это письмо, вы вероятно уже вскроете мою посылку. Напиши, нашлось ли там тебе что-нибудь интересное. — В настоящее время я живу на новом месте, т. е. в том же здании, но рядом с лабораторией, которая переведена в другую комнату, в самой древней части 2-го этажа. Живу один. Комната небольшая, в глубину шагов 10, а в ширину 3. Помещение более уединенное, чем было раньше и более тихое, но холодновато. Но зато мне, особенно поздними вечерами, легче думать о вас. Эта комната напоминает по форме ту, в которой я жил в 1906–1908 годах, но не такая высокая и не сводчатая¹. Крепко целую свою дорогую дочку и еще раз целую.

1. О. Павел вспоминает комнату, в которой он жил, будучи студентом Московской Духовной Академии, в Троице-Сергиевой Лавре.

19 июня 1937 г., быв. Чоботная палата

1937.VI.19. Дорогая Тика, мне приходится всегда прощаться с чем-нибудь. Прощался с Биосадом, потом с Соловецкой природой, потом с водорослями, потом с

Иодпромом. Как бы не пришлось проститься и с островом. Ты просишь нарисовать тебе что-нибудь. Но сейчас у меня нет красок, а кроме того нельзя прислать, если бы я и нарисовал для тебя. Придется ждать более подходящего времени. Ты можешь взять из моего кавказского альбома какой-нибудь геологический вид или какую-нибудь водоросль и повесить себе. Но бери то, что покрасивее и заклей под стекло. Мне жаль, что рисование прекратилось, т. к. оно успокаивает, — так же как и музыка, если играть самому. Надеюсь, что за меня будет рисовать моя дочка, и наверное лучше своего папы. Кланяйся от меня бабушке и А<настасии> Ф<едоровне>. Поцелуй мамочку и маленького и покажи ему что-нибудь красивое. Чайки говорят, что у тебя новое платье, правда ли? Крепко целую свою дочку.

Письма дочери Ольге

13–14 октября 1933 г., ст. Ксениевская

Дорогая Олечка, все собирался написать тебе, но так занят, с раннего утра (с 6 ч.) до поздней ночи (12 ч. — 1 ч. или позже), что нет ни минуты свободного времени, а к тому же нет и открыток. Скажи маме, что мне ничего не нужно присылать, надеюсь, что как-нибудь добуду все нужное. Мне можете писать, сколько хотите, но я вероятно часто писать не смогу, поэтому не безпокойтесь, если не будете подолгу получать писем. Читай по русской словесности Островского, Лескова, Тургенева; побольше и повнимательнее читай Пушкина, Жуковского, Лермонтова, Боратынского, а когда подрастешь — Тютчева и Фета. Из иностранных писателей читай Шиллера, В. Гюго, Гофмана. Пушкина хорошо тебе читать в издании Поливанова¹, прочитывая каждый раз объяснение. Тут мне попался 1-й том этого издания и после обеда 1/4 часа я читаю лирические стихотворения Пушкина. Целую крепко тебя, дорогая дочка. Целую маму, Васю, Киру, Мику и Тику. Кланяйся бабушке.

Твой папа.

Адрес мой: ст. Ксениевская, Забайк<альской> ж.д., почтовый ящик № 1, 5-й лагпункт, мне.

1. Сочинения А. С. Пушкина с объяснением их и сводом критики. Изд. Л. Поливанова для семьи и школы. Т. 1–5. М., 1887 (переиздана в 1898 и 1905 гг.).

12 ноября 1933 г., ст. Ксениевская