Все герои мировой истории

Принимать жизнь надо философски. И наверное, не случайно многие серьезные исследователи связали имя Монтеня с Шекспиром. Шекспир, как считается, мог читать Монтеня в английском переводе, сделанном Джоном Фолио в 1603 году. На страницах этого перевода, находящегося в библиотеке Британского музея, сохранился автограф Шекспира, достоверность которого некоторые исследователи подвергают сомнению – вокруг Шекспира всегда много домыслов! Однако тщательные текстологические и серьезные филологические исследования его произведений свидетельствуют: некоторые мысли, вложенные им в уста своих персонажей, были навеяны Монтенем. Особенно в «Гамлете». Вспомним самый знаменитый монолог «Быть или не быть?». И сравним с высказыванием Монтеня: «Мы стремимся вперед вместе с течением. Но повернуть назад, к себе самим, – действие болезненное. Так и море волнуется, бушует и тревожится, когда преграды заставляют его повернуть обратно. Смириться, плыть дальше или…?» Переклички обнаружены и в других драмах Шекспира. Упомянем в этой связи исследование В.П. Комаровой «Шекспир и Монтень», в котором высказывается интересное соображение: гениальные мысли, может быть, когда-то в виде маленького зернышка, были обронены еще до нашей эры, а потом время от времени бесконечно возникали в разных умах. Вспомним толстовское: «Все по-настоящему великие мысли чрезвычайно просты».

Монтень очень часто опережал свое время. Например, он много писал о животных. И высказывал порой замечательные и парадоксальные суждения: «Когда я играю со своей кошкой, кто знает, не забавляется ли скорее она мною, нежели я ею?» Этология, наука о поведении животных, появилась сравнительно недавно, и вопрос, который задает себе Монтень, теперь интересует серьезных ученых.

Он не видит прогресса, не чувствует его, не восхищается им, за что многие его осуждают, в частности Д.С. Мережковский. А чем восхищаться? Если в далекой древности была высокоинтеллектуальная элита – философы, мыслители, поэты, скульпторы, если в эпоху Возрождения природа вновь явила миру гениев, то в промежутке между этими двумя яркими периодами истории человечества были Средние века, когда героями становились те, кто с мечом в руках отправлялись на завоевания. Что несет этот прогресс? Только кровь, которую они проливают. Уже знатность можно купить, так что же дальше? Приближается эпоха денежного мешка? Теперь-то мы знаем, что так оно и есть, но ему было мучительно принять это открытие. И в этом смысле прогресс он принять никак не мог.

И к науке Монтень относился не по-дилетантски. Ведь что такое наука? Он верил, что для благородной души она может быть очень полезным обретением. Но для всех прочих – явлением вредоносным и пагубным. Уместно вспомнить недавние споры о том, в чьих руках атомная бомба смертельно опасна, а в чьих – жизненно необходима. В «Опытах» Монтеня трудные вопросы находят простой и ясный ответ. Вспомним его изречение: «Если хочешь излечиться от невежества, надо в нем сначала признаться». Здесь он перекликается с Сократом, который говорил: «Я знаю, что я ничего не знаю». Думаю, что молодым людям полезно заглянуть в книгу Монтеня, людям зрелым – обязательно прочитать и перечитывать, а склонным к серьезным размышлениям – глубоко знать ее. Каждый человек может пить из этого чистого источника разума!

Вспомнила полусказочную историю о нашем современнике, человеке из породы Монтеня. В 1955 году – естественно, после смерти Сталина – советским историкам впервые позволили принять участие во Всемирном конгрессе исторических наук, который проходил в Риме. Возглавить делегацию поручили академику Сергею Даниловичу Сказкину, который заведовал кафедрой на истфаке в МГУ, где я училась. Образование у него было дореволюционное, он закончил пажеский корпус и совершенно свободно говорил на нескольких европейских языках. Потому его и послали в Рим, дескать, знай наших. И там с ним произошел курьез. Всем делегатам настоятельно рекомендовали не отбиваться от группы, ходить всем вместе, иначе могли заподозрить в шпионской деятельности. Сергей Данилович неукоснительно старался соблюдать это правило, но где-то залюбовался узенькой римской улочкой и заблудился. Испуганный до полусмерти, он бросился к первому прохожему и от страха заговорил с ним по-латыни. Для него это был родной язык, как и для Монтеня. Но чудо состояло в том, что он напал на учителя гимназии, который преподавал латынь. Тот был изумлен, ибо никто в Риме не говорил на латыни. Узнав, что перед ним человек из Советского Союза, он изумился еще больше.

На самом деле, античная склонность к раздумью, размышлению, которую демонстрирует автор «Эссе», свидетельствует отнюдь не о праздности, а о серьезнейшем, мучительном интеллектуальном труде. И только эта напряженная интеллектуальная работа дала Монтеню мужество оставаться самим собой во время гражданской войны, проявить толерантность к враждующим сторонам.