Все из-за меня (но это не так). Правда о перфекционизме, несовершенстве и силе уязвимости

Слишком страшно

Другая причина изоляции – страх. Мой муж Стив прочитал «список инаковостей», покачал головой и сказал: «М-да, вот за это мы виним и осуждаем людей». Потом он немного подумал и спросил: «Но ведь есть же еще такие вещи, за которые мы на самом деле никого не виним, просто они нас пугают, и хочется бежать от них подальше, так?» Я прекрасно поняла, что он имел в виду.

Иногда мы отворачиваемся от людей не потому, что их опыт стигматизирован и социально неодобряем, а просто потому, что он нас слишком пугает. У меня есть своя история про страх. Однажды Стив в течение месяца проходил резидентуру в отделении реанимации новорожденных. Вечером он возвращался домой и рассказывал о том, что случилось за день. У меня хватало храбрости его выслушивать только потому, что я знала, что ему нужно кому-то рассказывать о переживаниях, кто-то должен оценить его успехи. Но после двух недель рассказов о трудных родах, умирающих младенцах и рыдающей родне я стала все меньше сочувствовать и все больше психовать. Дело в том, что я сама была на шестом месяце беременности своим первым ребенком.

Я начала задавать ему вопросы о каждой семье, главным образом интересуясь цветом кожи, доходами, болезнями роженицы. Боясь показаться бесчувственной, я маскировала свои вопросы интересом и участием. «Хочу получше представить себе. Они выглядят так же, как наши знакомые? Им столько же лет? Это, наверное, дорого – у них есть страховка? А есть какая-нибудь медицинская причина, почему такое случилось?» В какой-то момент, чувствуя, что Стива начали раздражать мои бесконечные лживые вопрошания, я отбросила дипломатию и начала задавать вопросы, следуя демографическому признаку: раса? Бедные? Наркоманы? Трудная беременность? Проблемы с генетикой? Стив посмотрел на меня и сказал: «Нет, Брене, они выглядят совсем как мы с тобой. Такое случается со всякими людьми, даже с такими, как мы». Я заплакала. «Нет! Не случается!» Я не хотела в это верить. Я желала любыми способами отделить себя от «таких людей», а если уж, по странному совпадению, они оказались бы схожи с нами по всем показателям, я перешла бы к следующему шагу: «Что они сделали не так?»

Когда Стив возразил и пресек мои попытки отделить себя от «тех людей» из отделения реанимации новорожденных, я обнаружила, что часто применяю этот же прием, когда смотрю вечерние новости. Я готовлю на кухне и слушаю новости по телевизору в гостиной, и если слышу жуткую историю об изнасиловании, убийстве или похищении ребенка, то тут же с мутовкой в руке прибегаю в гостиную посмотреть, как выглядит жертва и где это случилось. Как только я выявляю какое-нибудь отличие от меня или вижу, что это случилось в отдаленном районе, мне сразу становится не так страшно.

Как-то я обсуждала со своими студентами сексуальное насилие. Мы заговорили о том, что жертвы насилия часто подвергаются еще одному насилию во время судебного процесса. «Адвокаты подсудимых, – сказала я студентам, – не хотят, чтобы присяжные находили в себе что-то общее с жертвой – внешность, возраст, раса, место совершения преступления и так далее. Поэтому адвокат описывает характер жертвы так, чтобы никто не захотел себя с ней ассоциировать. Я уверена, что это делается неспроста, – продолжала я. – Я не хочу находить между нами общее, потому что это означало бы, что со мной тоже может такое случиться».

В продолжение разговора я поделилась тем, насколько часто я сама полагаюсь на этот способ самозащиты. Студенты один за другим признавали, что делают то же самое, и рассказывали собственные истории о том, как и где они изолировали себя, боясь чего-то.

Сидя в аудитории, легко возмущаться по поводу того, как жертв насилия, даже детей, винят и бойкотируют за то, что они подверглись жестокому обращению, но на практике большинство из нас ежедневно отделяет себя от других. К сожалению, как мы поняли, найдя себя в списке «инаковостей», большинство из нас в течение жизни переживают потерю или травму, которую другие могут посчитать слишком тяжелой и пугающей.

Если мы всю жизнь постоянно изолировали себя от людей, страдающих и переживающих серьезные потери, что произойдет, когда что-то случится с нами? Я думаю, что большинство из нас начнет винить себя. Что я сделал, чем заслужил такое? Почему я? Это случилось потому, что я сделал что-то плохо или неправильно.