Все хроники Дюны

— Наверняка я знаю, что была чистка, но она везде и всегда одинакова. Крик, бегущие люди. Мы были перепуганы.

— Почему ты думаешь, что причина чистки заключалась в тебе?

— Это на них похоже.

Их. Какую победу наблюдатели увидят в одном единственном слове.

Мурбелла все еще была захлестнута воспоминаниями:

— Думаю, мой отец отказался уступить Чтимой Матре. Это всегда считалось опасным Большой, красивый мужчина… сильный.

— И ты ненавидишь их?

— Почему? — Удивление его вопросом, — Если бы не это, я бы никогда не стала Чтимой Матре.

Ее бессердечность ошеломила его.

— Значит, это стоит чего угодно!

— Любовь моя, тебя возмущает причина моего нахождения на твоей стороне?

Туше!

— А тебе не хотелось бы, чтобы все произошло как-нибудь иначе?

— Все уже произошло.

Столь крайний фатализм. Он не подозревал его в ней. Может, он был обусловлен общением с Чтимыми Матре или чем-то из арсенала Бене Джессерит? — Ты была просто ценной находкой для их конюшен.

— Верно. Соблазнялки, так они нас звали. Мы рекрутировали ценных самцов. — И ты тоже.

— Я многократно окупила их вложения.

— Ты понимаешь, как это будет интерпретировано Сестрами?

— Не придавай этому большого значения.

— Так ты готова поработать над Скитейлом?

— Я не говорила этого. Чтимые Матре манипулировали мною без моего на то согласия. Сестры нуждаются во мне и хотят использовать так же. Цена моя будет высока.

Секунду он говорил с пересохшим горлом.

— Цена?

Она пристально взглянула на него:

— Ты, ты просто часть моей цены. Не работа над Скитейлом. И большая прямота, которую они так любят, относительно причин моей необходимости для них.

— Осторожно, любимая. Они ведь могут и сказать.

Она бросила на него взгляд, достойный Бене Джессерит.

— Как ты сможешь восстановить память Тега, не причинив боли?

Черт! А он только подумал, что на эту скользкую тропку они не встанут. Выхода нет. В ее глазах читались догадки.

Мурбелла подтвердила их:

— Поскольку я не соглашусь, уверена, ты обсудил этот вопрос с Шианой. Ему оставалось лишь кивнуть в ответ. Его Мурбелла разобралась в Сестринстве глубже, чем ему казалось. И она знала, как его многочисленные воспоминания гхол были восстановлены штамповкой.

Он внезапно увидел ее в качестве Преподобной Матери и чуть не закричал, протестуя.

— Чем ты в этом отличаешься от Одрейд? — спросила она.

— Шиана училась на Штамповшицу, — слова его казались самой пустотой. — От моего обучения это отличается?

В нем вспыхнул гнев. — Ты предпочитаешь боль? Как Белл?

— Ты предпочитаешь защиту Бене Джессерит? — Голос, как нежные сливки. Он почувствовал отдаленность в ее голосе, словно она уже превратилась в холодную наблюдательницу из Сестринства. Они замораживали его любимую Мурбеллу! Хотя в ней еще оставался огонек. Это обнадеживало. Она дышала здоровьем, особенно став беременной. Сила и непосредственная радость жизни. Вот что цвело в ней. Сестры отберут и задушат это.

Его внимательный взгляд успокоил ее.

В отчаянии он пытался понять, что делать.

— Я надеялась, мы будем друг с другом более искренни, — сказала она. Очередная проверка Бене Джессерит.

— Я не согласна со многими их действиями, но не могу сказать, что не доверяю их мотивам, — сказал он.

— Я узнаю их мотивы, когда переживу Агонию.

Он весь замер, поймав себя на мысли, что она может погибнуть. Жизнь без Мурбеллы? Зияющая пустота, глубже которой нельзя представить. И ничто во всех его жизнях не сравнится с этим. Неосознанно он протянул руку и погладил ее по спине. Кожа такая мягкая и тем не менее упругая.

— Я очень люблю тебя, Мурбелла. Ты — моя Агония.

Она задрожала от его прикосновения. Он почувствовал, что захвачен чувствительностью, что в нем растет печаль, пока не вспомнил слова преподавателя ментатов о «эмоциональных кутежах».

«Различие между чувством и чувствительностью легко ощутимо. Когда ты избегаешь убийства чьего-то любимца на дороге, это — чувство. Когда ты стараешься объехать любимца и убиваешь прохожих, это — чувствительность.» Она взяла его ласкающую руку и приложила ее к губам.

— Слова плюс тело — больше чего бы то ни было, — прошептал он.

Его слова вновь перенесли ее в кошмар, но теперь она ушла в него целиком, сознавая, что слова — инструменты. Ее наполнял особый привкус постижения, желание смеяться над собой.

Изгоняя бесов кошмара, она внезапно поняла, что никогда не видела смеющейся Чтимую Матре.

Держа руку Дункана, она взглянула на него. Ментат подмигнул. Понимал ли он, что она только что испытала? Свободу! Она перестала быть вопросом ограничений и проторенностью неизбежной колеи ее прошлого. В первый раз после допуска перспективы превращения в Преподобную Мать, ее осенил смысл этого. Она почувствовала трепет и потрясение.

Нет ничего важнее Сестринства?

Они говорили о клятве, чем-то более таинственном, нежели слова Проктора при посвящении помощниц.

Моя клятва Чтимым Матре — слово. Клятва Бене Джессерит — не больше. Она вспомнила Беллонду, ворчащую, что дипломатов выбирают по склонности к вранью. Как это по-детски! Угроза на школьном дворе: «Нарушишь свое слово, я нарушу свое! Ня, ня, ня-аааа!?