– И вот ещё, – снова громко произнес Скалль. – Кто бы сегодня ни стал ярлом Урнеса, у этого города сегодня появилось нечто большее, чем предводитель. – Он улыбнулся, а толпа – Ракель вдруг с ужасом и восторгом это осознала, – замерев, слушала каждое его слово, жадно пожирая глазами этого человека. – Мать, – с придыханием произнёс Скалль это тёплое слово и вдруг оказался так близко к Ракель, что смог взять её за руку. Девушка сжала зубы и закатила глаза. Эта наигранность ей совсем не нравилась, она была бы рада выдернуть руку из хватки Скалля, но он держал крепко, заставляя оставаться у всех на виду. – Ракель Кормящая Мать. Дающая пищу. Заботящаяся о своих людях, – он говорил и говорил, а люди молчали и смотрели на Ракель – она никогда не видела их такими внимательными к себе. Если утром казалось, что они желали расправы над дочерью ярла, то сейчас они будто любили её. – Сигтрюгг, – Скалль повернулся к своему сопернику, и тот в ответ молчаливо прищурился. – Если тебе суждено стать ярлом, то не позволяй людям забыть, что Ракель сегодня для них сделала.
– Заткнись, – сквозь зубы прорычала девушка, надеясь, что конунг услышит и даст избежать этого представления. Но не тут-то было.
Люди начали выкрикивать её имя, вся толпа потонула в каких-то неразборчивых словах, выражающих всеобщую благодарность.
– Ты ведь знаешь, что люди выберут тебя? – прошептала Ракель Скаллю, искоса взглянув на помрачневшего Сигтрюгга.
– Знаю, – улыбнулся конунг и повернул к ней свои пронзительные глаза. Морщинки собрались в их уголках. Он выглядел таким уверенным и насмешливым. – Конечно, знаю.
Глава 5
– Что сделал твой отец? – спросил Скалль, наблюдая, как люди носят камешки-псефы, какие были ещё у греков, к металлическим весам. Одни камешки за Скалля, другие за Сигтрюгга.
Вокруг было множество людей, запах стоял просто ужасающий, поэтому Ракель заняла место подальше от весов и поближе к небольшому проёму в стене, который и окном-то нельзя было назвать. Просто небольшая щель для проветривания. Скалль повернулся к проёму и вдохнул побольше морозного воздуха.
Ракель подняла на него глаза. Утренняя уверенность, неожиданное безумие и страх, охватившие её тогда, теперь уступили место томительному ожиданию перед неминуемым восторгом. Пытаясь понять, какой вопрос ей задали, девушка просто смотрела на конунга и очень медленно хлопала глазами. Взгляд блуждал по его щекам, губам и острому носу. Сильной шее с тонким старым шрамом. Скалль всем своим видом вызывал в ней желание идти с ним рука об руку к новым победам. Казалось, ему точно можно доверять. Словно он был тем вождём из древних сказаний, которого она и люди Урнеса ждали всю жизнь.
Если этот человек станет их покровителем, то Ракель уже никогда не будет бояться. Но если он станет их врагом, то их уже ничто не спасёт.
– Чем заслужил смерть от руки своей дочери? – уточнил конунг, не дождавшись ответа, и повернулся к девушке, заставив ту вздрогнуть.
И вновь её поймали за подглядыванием.
Ракель вздохнула и пожала плечами, скорее отводя взгляд. Все теперь думали, что она хотела убить своего отца. Пусть он и был некудышним родителем, а в последние годы и вовсе обезумел, но слыть убийцей своей семьи Ракель совсем не хотелось. В этом не было ни славы, ни правды.
– Не считай меня плохой дочерью, – наконец уклончиво ответила Ракель.
– Не считаю.
– Но я ужасная дочь, – усмехнулась она и подняла на конунга хитрый взгляд. – Я ненавидела отца всю свою жизнь, а моя мать убила себя, чтобы избежать жизни с ним. Она отправилась в Хель, хоть и была достойна только Вальхаллы. Женщины никогда не были счастливы рядом с Хрутом, а меня он считал наказанием богов, поэтому предпочитал говорить всем, что у него есть только два сына.
– За это ты его убила? – не удивился Скалль.
– За это он пытался убить меня, но боги одним глазком взглянули на меня, и я одержала победу. Заслуживал он смерти совсем за другие вещи.
Ракель замолчала и потеснилась дальше к стене, позволяя четырём рослым мужчинам пройти мимо неё. Все они были одеты в доспехи из чёрной кожи – такие носили люди конунга. Воины заставили её и Скалля сжаться у стены, а когда они ушли, Ракель развернулась лицом к собеседнику и пристально посмотрела в его глаза.
– В первый год, когда весна не пришла, он был уверен, что мы прогневали богов. И мы тоже так думали. Тогда он стал приносить в жертву кур и коз, потом наших свиней. Но боги не ответили. Мы возделывали земли, а боги отнимали урожай, даруя лишь малую часть от того, что нам удавалось собрать раньше. Не было дня, когда бы мы не пытались докричаться до богов, – вздохнула Ракель. – Без толку. Следующей весны тоже не было, и люди уже начали голодать. Набеги на чужие земли не приносили ничего – везде мы находили только нищету. И уже летом мы отчаялись. Отец стал отдавать в жертву богам всё, что у нас было. Самое дорогое, что у нас было.
– И вы отдали весь ваш скот? – понял конунг.
– Даже наших коней. И наших собак, – Ракель поморщилась. – Он кричал и кричал в небо, молил богов, но мы становились только голоднее.