Все люди — враги

Ну, ртутные брызги в конце концов соединились, соединились почти в прежнем виде, но так, что это была зрелая, а не юная форма. Короче говоря, уже почти год тому назад я понял, что безоговорочно ненавижу профессию «делания» денег и траты их показным и глупым образом. Это совершенно не похоже на «жизнь», как называет ее Маргарет со своими друзьями, я считаю это смертью. Иногда я удивляюсь, почему люди, так мало интересующиеся миром, который они населяют, беспокоят себя, продолжая жить в нем, — думаю, это потому, что они предвидят, что в лоне Авраама не будет ни бриджа, ни коктейлей! Концепция жизни, которая является выводом из их пустой болтовни, не оправдывает труда вставать утром с постели! Но я иду дальше и полностью презираю и осуждаю всю «деловую» систему, которая является чистейшим вздором (хотя опасным и разрушительно могущественным), обменом реальностей жизни на бумажные деньги. Подобно Лоту, я вышел из Содома; если моя жена оглянется и обратится в соляной столб, я тут ни при чем! Очень возможно, что «деловая жизнь» будет продолжать свое триумфальное шествие, — я совершенно готов к тому, что она уничтожит меня. Но в конце концов она должна будет уничтожить самое себя, потому что она не будет знать, что ей делать с неисчислимыми массами, которые она бессмысленно породила ради барышей; она не будет в состоянии помешать им обезуметь от скуки и разбить вдребезги всю эту музыку. Дети и скука — вот Немезида делячества!

Я только что перечел это письмо и очень огорчился, что мне не удалось объяснить ни себя, ни вселенной — судьба всех философов-любителей, да и профессионалов тоже. Я не знаю, поймете ли вы, что я хочу сказать, что сейчас для меня (а я думаю, и для других тоже) является абсолютной необходимостью проложить дорогу к простым, инстинктивным человеческим ценностям и сбросить весь этот мусор ложной цивилизации, которая на деле вовсе и не цивилизация. Цивилизация — читал я где-то — живет в мыслях и сердцах людей, или ее нет нигде. Во всяком случае, она проявляется не в количестве технических усовершенствований. И не в том, чтобы быть «изящным». И не в псевдонауке самозваных организаторов человечества. Каждый из нас сам должен подумать над этим. Я слышу, вы шепчете: «Попробуйте-ка сказать это Маргарет»; да, право, это чрезвычайно трудное дело.

Довольно, довольно, довольно об этом! И все же я только едва коснулся поверхности, а то даже не сделал и этого. Нужно внедряться в самую суть вещей.

Мне скоро придется вернуться в Лондон. Маргарет, заключительная перепалка с Великим Пенджен Друмом[150] из министерства околичностей, продажа загородного дома, содержать который я больше не могу и который не нужен Маргарет, да еще с десяток других вещей вступили в заговор, чтобы вытащить меня обратно. Но не навсегда и даже не надолго. Я снова, наконец, нашел свой путь и должен ему следовать.

Всегда ваш Тони».

Перечтя это бессвязное письмо, Тони аккуратно сложил его, положил в конверт и засунул в свой вещевой мешок. Зачем быть эксгибиционистом[151]? И зачем тревожиться, «понимает» ли или «не понимает» еще кто-нибудь, даже Джульен? К чертям все эти понимания! Некоторое время он следил за дождем без всякого чувства разочарования. Дождь прекратится, когда он прекратится! А потом спустился в ту часть маленького трактира, где было устроено кафе, и подсел к почтальону и полевому сторожу, которые за чашкой кофе вели длинную дискуссию о местных винах; почтальон доказывал, что продукты его собственных лоз гораздо выше первых урожаев Бордо. Он пригласил обоих слушателей зайти к нему — когда-нибудь — и проверить вопрос на практике, а пока заказал себе другую чашку кофе, за которую заплатил Тони.

V

Когда несколько недель спустя Тони высаживался в Англии, он очень мало походил на щеголя. Он прошел до самой испанской границы и повернул от Пиренеев назад, чтобы с величайшим сожалением сесть в поезд. Ничего! Жизнь еще не кончилась, и новые миры существуют для тех, кто умеет видеть их за каждым горизонтом. Солнце и дождь нанесли живые краски на лицо Тони, но зато отняли и краски и всякую форму у его одежды, а подбитые гвоздями ботинки износились и стоптались. Разумеется, он вызвал подозрение у английского таможенного чиновника, который настоял на осмотре вещевого мешка, несмотря на все заверения Тони. Приятно сознавать, что у тебя нет ничего для предъявления в таможне, кроме грязного белья. Когда мешок был совсем пуст, чиновник с понимающим видом перевернул его вверх дном и потряс, чтобы поглядеть, не выпадет ли из него кокаин. Так как ничего такого не случилось, он высокомерно прошел мимо, предоставив Тони укладывать все заново. Тони с удивлением заметил, что его мало обеспокоила грубость этого чиновника. Идя вдоль поезда к вагону третьего класса в самом конце, он с веселым изумлением увидел, что «почти все теперь с чувством глубокого удовлетворения и облегчения пьют крепкий индийский чай». А почему бы и не пить? Чашка хорошего чая очень подбодряет, — я всегда это говорю.