Все люди — враги

В Лондоне его встретила кроткая Маргарет, и они прямо поехали за город, как хотел Тони. Улицы были полны грозных плакатов о конгрессе тред-юнионов, и о мистере Болдуине, и об «опасности для страны». Тони не обратил на них внимания, рассказывал о том, что видел, и расспрашивал Маргарет, как она провела время. Он был доволен тем, что она была ласкова и как будто обрадовалась его приезду. Идя по платформе, они прошли еще одну ослепительную выставку плакатов, и Маргарет купила три или четыре вечерние газеты, которые торопливо просмотрела в автомобиле.

— О Тони! — воскликнула она. — Ты думаешь, они действительно это сделают?

— Что сделают?

— Ну, объявят всеобщую забастовку?

— Разве дошло уже до этого? — спросил Тони, заинтересовавшись. — Я не заглядывал ни в одну газету с тех пор, как уехал. Джульен об этом что-то говорил, но я забыл, что именно. Вряд ли она будет всеобщей — как будто все идет вполне нормально.

— Говорят, она начнется не раньше, чем через несколько дней, — у них все время идут какие-то конференции. Какой ты смешной, Тони, ни капли не интересуешься вещами, которые касаются каждого. Ведь, может быть, нам придется голодать!

— Зряшный шум ничему не поможет, а насчет голода ты не беспокойся: бывало, я умел довольно ловко таскать куски! Кроме того, все это просто блеф с обеих сторон. Я нисколько не беспокоюсь.

— Тебе, пожалуй, придется обеспокоиться, — сказала Маргарет возмущенно, как будто его равнодушие было личным оскорблением. — Как ты можешь говорить, что тебя не беспокоят конференции этих ужасных главарей из тред-юнионов, которые замышляют гражданскую войну и измену?

— Ну! Они совсем уж не так плохи. Они только пытаются добиться лучших условий для себя и своих сочленов и выступают против банды негодяев, если вопрос идет о борьбе с дельцами.

— Тони! Как ты можешь идти против своего собственного класса?

— Да разве для меня нашелся какой-то класс? Скорее, он уже потерял меня. Во всяком случае, на меня не повлияют газеты. Вся эта история походит на то, что осел и лев ссорятся из-за добычи, которой у них нет, а тем временем другие звери вмешиваются и захватывают ее. И совершенно правильно. Чума на оба ваши дома!

Маргарет спряталась за газету и смахнула жалобную слезку. Очевидно, она была почти склонна искать утешения в теории сумасшедшего бреда, иначе ей пришлось бы счесть его скотиной. По правде говоря, Тони было жаль, что он так оскорбил ее глупую чувствительность, но жена раздражала его, а ему хотелось жить с ней в мире. Поэтому он стал говорить как можно веселее о разных безразличных вещах, пока Маргарет снова не заулыбалась. В то же время он не так уж спокойно относился к общему положению, как это ему показалось сначала. Он вспомнил стихи Честертона[152] об английском народе, который еще не сказал своего слова. Может быть, народ теперь собирается заговорить? И с какой же целью? Тони знал о том озлобленном негодовании, которое нарастало в народе, не из-за низкой зарплаты (в конце концов, в Англии платят лучше, чем в большинстве других стран), но из-за жутких условий жизни и непостижимо глупой и высокомерной наглости класса, живущего на прибавочную стоимость. Если народ действительно сорвется с цепи, то многим здорово попадет. Но если у них и много негодования, зато нет оружия, кроме того, что можно сделать против танков и пулеметов? Во всяком случае, это будет грязная, грубая драка, тем более глупая, что никто в Англии не верит, будто революция может что-нибудь изменить. Конечно нет! Единственная настоящая революция — это изменение человеческих умов и сердец. И тогда насилие станет ненужным.

Два следующих дня прошли быстро и не так уж грустно. Тони потратил много времени, уничтожая старые бумаги и распределяя большую часть своих личных вещей на три кучи: для уничтожения, для продажи и, наконец, для того, чтобы просто отдать кому-нибудь. Какое необыкновенное количество бесполезного мусора собирает вокруг себя человек! А потом надо заводить дом, чтобы было куда сложить все это, и человек приковывается к нему, как каторжник за ногу. Какое сумасшествие приобретать собственное имение «на вечные времена», когда тебе остается прожить всего каких-нибудь сорок или пятьдесят лет! Единственный смысл всякого владения имуществом в создании семьи. А кто думает серьезно о создании семьи в старом смысле этого слова, когда капитал ускользает, как вода, и стоимость всякого имения через три поколения сводится к нулю из-за наследственных пошлин? И само родительское чувство очень часто появляется просто из-за несчастной случайности, или еще хуже — из тщеславия, чтобы было о чем поговорить в клубе. Два человека должны были бы прежде до боли желать ребенка, а потом уже заводить его…