— Но, Профессор, как же Ини-Ниони проживет без режима восстановления тканей? Он, конечно, может так продержаться несколько дней, но могут возникнуть проблемы.
— Молодец, Бэнти! — сказал Профессор. — Вот сейчас мы ему об этом и напишем!
Изначально Профессор не хотел давить на робота и писать ему взволнованное письмо с расспросами. Но теперь у него был весомый повод.
"Дорогой X-vu! Спасибо, что успокоил весточкой о себе. Извини и ты за беспокойство — Бэнти просит напомнить, что тебе нежелательно пропускать сон и спрашивает вернёшься ли ты к сеансу обновления тканей?"
Нажав "Отправить", профессор Беккер крепко задумался. Он еще раз в полголоса перечитал письмо.
— Эх, наверняка он поймет, что это просто предлог! — сказал в сердцах он присутствующим.
— Точно поймет, — улыбнулся Киану. — Это же Ини-Ниони.
Они почему-то ожидали, что ответ прийдет довольно-таки быстро. Но сначала прошли две минуты, потом три, потом пять — ответа до сих пор не было. Профессор Беккер попросил бота-помощника принести всем мятного успокаивающего чаю.
Через почти что пятнадцать минут пришел ответ, "Дорогой папа Хьюго, я за городом с мамой Маршей. Здесь есть установка для обновления тканей. Ни о чем не беспокойтесь. Правда-правда не беспокойтесь. ~ Ваш X-vu."
Все заметили, как после прочтения профессор Беккер начал едва заметно дрожать.
— Милый профессор, — мягко сказал ему Киану Айл. — Я так считаю — Ини-Ниони ведь всегда говорит правду. Если он написал, что нет повода для беспокойства, значит так оно и есть.
Профессор молча поправил очки и сделал несколько глотков мятного чаю, также ничего не говоря.
"Он может думать, что нет повода для беспокойства", — несколько осипшим голосом наконец сказал он. "Нам нужно действовать, но я пока ума не приложу как."
Глава XV — Хитрость Нэй-Ли
Следующую ночь профессор Беккер спал плохо. В голове его вертелись различные варианты происходящего. Он перебрал всё что только мог: Марша, возможно, хитростью заманила робота к себе, а тот и не подозревает о её намерениях. Возможно, Ини-Ниони просто не подал виду в прошлый раз, что его расстроило увольнение Марши из ИЦБ. У него могли возникнуть страх и беспокойство на этот счет — что в нём разочарованы и что "мама Марша" изменила к нему свое отношение. По этой причине он мог согласиться на всю секретность, которой было опутано его исчезновение.
Как бы там ни было, Хью Беккер был уверен, что профессор Зондерс каким-то образом использовала привязанность к себе робота.
Настало утро нового дня — от единственного в мире робота поколения X до сих пор не было вестей. Новой головной болью ИЦБ стал вопрос о том, что они скажут публике, если Ини-Ниони не объявится в ближайшие дни.
Но вопрос стал ребром гораздо раньше, чем этого ожидали. От Пиллы пришло уведомление, что в PR-отдел поступил запрос от знаменитой танцовщицы Нэй-Ли — той зачем-то срочно понадобилось отыскать робота. Она неоднократно ему звонила и даже явилась без предупреждения к нему домой, но, не застав его там и не получив ответа, подняла тревогу.
Профессор Беккер предложил встретиться со звездной танцовщицей, всё ей рассказать и попросить до поры до времени хранить молчание.
ИЦБ прислало за Нэй-Ли элитное робо-такси, которое использовалось для особо почетных гостей. Салон изнутри был отделан высокотехнологичным материалом цвета голубой мяты. Автомобиль передвигался так плавно и бесшумно, что создавалось ощущение, будто ты находишься в комфортной комнате, а за окном пролетают городские пейзажи.
Дверь распахнулась и в комнату мягкой пружинистой поступью вошла Нэй-Ли. "Тяжеловесная элегантность" — так называли её главное неповторимое качество в прессе. Танцовщица умела быть утонченной и массивной одновременно. В глаза бросалась её высоко поднятая голова и идеальная осанка. При этом держалась Нэй-Ли победоносно — как героический персонаж, которому предстоит спасти положение. Казалось ей льстит мысль о том, что она — первый человеком, обнаруживший пропажу робота (по крайней мере она так считала).
Сопровождал танцовщицу её друг и коллега Кан Хэтто. Вместе они смотрелись весьма контрастно: Хэтто был выше Нэй-Ли почти что на голову, но на фоне крепкой фигуры танцовщицы, его собственная фигура казалась тонкой и чуть ли не соломенной — в его движениях и правда была какая-то соломенная мягкость. Волосы Кана Хэтто были белесыми, а глаза настолько светлыми, что сложно было определить их цвет. Чаще всего они казались светло-серыми, но иногда в них виднелся то ли голубой, то ли светло-зеленый оттенок.
Настрой этих двоих также был диаметрально противоположным. Черные оливковые глаза Нэй-Ли горели решительным огнем и готовностью действовать; Кан Хэтто же имел несколько понурый вид, который намекал на то, что он оказался втянутым в историю, в которую не желал быть втянутым. Он то и дело болезненно озирался по сторонам, ежась от какого-то приступающего к нему неприятного чувства, которое он переживал.