Всё перемелется в прах (СИ)

Волновалась. Хуй там, а не волновалась. Отправила тебя под предлогом беспокойства, хотя на самом деле думала убедиться, что я… что я что? Не отправляю почтовых голубей Айзену в Уэко Мундо?!

От внезапно накатившей злости стало тошно. Зажав переносицу и склонив голову, чтобы не показывать парню, что я уже не столько хочу плакать, сколько разнести что-нибудь к чертовой матери, шумно выдохнула. Я хочу побыть одна. Неужели это так сложно понять, раз я не ищу чей-то компании?

— Юмичика, — стараясь держать агрессию под контролем, ибо вины парня здесь вообще не наблюдалось, я как можно сдержаннее произнесла: — да, со мной не все в порядке. Но мне нужно побыть одной, поплакать, проораться, и только после этого выходить в люди.

— Хина…

— А еще!.. — перебила я его, — мне немного морально нужно отойти от того, что отряд кидо к ебеной матери сжег мне спину. Ну и привыкнуть к той мысли, что половина Готея видит во мне жертву психопата, а другая — троянского коня.

— Хинамори, тебя никто не обвиняет, все волнуются о тебе.

— Да что ты?! — не сдержав раздражение, я одарила Юмичику злобным взглядом, но увидев, что это вызвало у него лишь сожаление, меня аж передернуло. Дышать стало сложнее. Ладно, спокойно. — Послушай… сейчас я не в состоянии вести нормальный диалог. Я буду лишь агрессивно отвечать на все твои слова, поэтому, ради своего же блага, просто уйди. Пожалуйста.

Парень собирался что-то сказать, но помедлил и лишь устало выдохнул. Обернулся, видимо, собираясь к моему облегчению уйти, но постояв так пару мгновений, только всплеснул руками.

— Слушай, я… я не могу тебя оставить так.

— Да твою-то мать, — многострадально вздохнула я, закатив глаза и отвернувшись.

— Хинамори, не думай, что всем плевать на тебя, — даже с легкой ноткой недовольства, возмущения, обратился ко мне Юмичика. — Не каждый на твоем месте смог бы такое выдержать. Узнать, что тебя использовали…

— Не говори о том, чего не понимаешь, — зашипела я в ответ, подняв на собеседника обозленный взгляд. Невидимое кольцо еще сильнее сдавило шею, злость душила, угнетала, и от этого туманила разум. Поднявшись с земли, я указала на Юмичику пальцем в предупреждающем жесте и зарычала: — Вы все понимаете, жалеете меня. А как насчет того, что высшее руководство считает, что я могу быть не несчастной жертвой, а очередной манипуляцией, обманкой доброго капитана Айзена, а? И, знаешь, правильно делают, может, я действительно подсадная утка, и только и жду, как бы всех порешить тут. Ведь я же такая сильная, великая, у меня хватит мощи одолеть всех капитанов разом, да?

— Хинамори, не надо.

— Что «не надо»? Я предупредила тебя, что в этом разговоре от меня добрых речей не услышишь. Знаешь, какого это, когда тебя предает тот, кого ты так… кем ты так восхищался? Кто был к тебе ближе всего. Знаешь, как приятно прочувствовать этот удар в спину?

— Капитан Айзен обманул всех нас, Хинамори, никто не догадывался о его истинных намерениях. Ты хороший человек, ты веришь в людей, и разве ты могла хоть в чем-то его заподозрить? Он ведь даже собственную смерть подстроил…

У меня вырвался нервный смешок. Господи, как же это абсурдно и дико звучало. Нет, смешком не обойтись, истеричный смех начал сотрясать грудь, улыбка резала щеки. Честно говоря, чуть слезы на глаза не навернулись. Да-а, Юмичика, знал бы ты правду, иначе бы заговорил. Знал бы ты, что настоящей крысой был не Айзен, а я, сразу бы изменил свое мнение.

— Я зла. Меня переполняет желание что-нибудь разрушить, переполняет злость, и ее ничем нельзя заглушить… разве что временно. Вот этим! — развернувшись и со всей силы ударив по дереву, я прочувствовала, как боль отдалась колючим импульсом в голову, отчего аж белые пятна перед глазами запрыгали. — Блять… больно…

Беспомощность перед болью от удара определенно погасила часть раздражения. А в дополнение я удивилась, что Юмичика ни слова не сказал на мою выходку, уж думала, он подойдет ко мне или прикрикнет, возмутится безрассудному поведению. Но когда я обернулась к нему, застала любопытную картину: он смотрел на меня с нескрываемым ужасом. Не знаю, как еще это назвать, может, растерянностью или беспомощностью. Так дети впервые смотрят на волка, который раздирает потроха еще дергающегося зайца.

Крепче сжав кулак, на котором багровели ссадины, я выпрямилась и ощутила, как злость словно растворялась во мне холодным дымом. Пробудила чувство, которое обычно возникало от адреналиновой лихорадки, только голову не разбивало от внутреннего крика.

Хм. Волк, который смотрит на испуганного ребенка, значит…

— Что-то хочешь сказать? Или, возможно, сделать что-то?

Поразительно. Еще минуту назад меня колотило от бури эмоций, которая вдруг сжалась, сконцентрировалась в одной точке под ребрами и начала давить еще сильнее. А вот разум оставался спокойным. Хотя не сказать, что трезвым. Вот, значит, какова холодная злость на вкус?