Руднев был участником заседания членов московского отдела ЦК эсеровской партии, Московского и Петербургского комитетов партии социалистов-революционеров (ПСР) 5 декабря 1905 года, которые обсуждали вопрос о целесообразности забастовки железнодорожников. Руднев выступил за всеобщую забастовку, считая, что рабочие настроены на восстание, они «все равно выйдут на улицу», задержать восстание нельзя. Заседание решило начать всеобщую забастовку 7 декабря.
Во время декабрьского восстания он участвовал в уличных боях, главным образом – на Арбате, где действовала боевая дружина А. Яковлева. Рядом с Рудневым боролась на баррикадах его жена – Вера Шмидт. Эсерки, рискуя жизнью, занимались транспортировкой оружия и патронов. Однажды Вера вместе с Евгенией Ратнер, членом МК эсеров, везли на извозчике ящики с патронами и напоролись на казачий патруль. Находчивость женщин спасла их от неизбежной гибели: Ратнер сказала, что везет подругу рожать в больницу.
Более серьезное испытание пришлось вынести Вадиму Рудневу. Как-то в декабрьские дни он с товарищем искал оружейный склад, и они попались на глаза полиции, которая попыталась их задержать. Руднев был ранен, но ему повезло – рана оказалась неопасной. Его долго прятали в Москве по разным квартирам. В конце 1905 года московская организация ПСР в силу «ее исключительно высокого рейтинга» получила право быть представленной на первом съезде партии тремя делегатами: И.И. Бунаковым-Фондаминским, М.В. Вишняком и В.В. Рудневым. Последнего побрили (он обычно носил усы и бородку), «переодели, нашли для него богатую медвежью шубу и благополучно вывезли из Москвы. Внешний вид его изменился настолько, что даже я не узнал его», – писал потом встретившийся с Рудневым в Выборге Зензинов.
На съезде под Иматрой в отеле «Турист» собрались делегаты 51 организации ПСР. Им предстояло обсудить важнейшие для партии вопросы: программу, устав, стратегию и тактику, структуру организации. 29 декабря начались дебаты, в которых активно участвовал Рощин-Руднев (все делегаты в протоколах съезда проходили под псевдонимами). Он был радикально настроен относительно партийной тактики в условиях революции: «Момент, переживаемый нами, – говорил Руднев, – исключительно благоприятен и больше уже не повторится. Государственный механизм сильно расстроен и у правительства нет сколько-нибудь значительных групп, на которые оно могло бы опереться». Он требовал «немедленного призыва крестьян к захвату земли», за что В.М. Чернов назвал его и других левых «наследниками П.Н. Ткачева». А один из ветеранов эсеровского движения О.С. Минор считал тактическую линию Руднева-Ракитина-Чайковского «политикой отчаяния», анархизмом и «авантюристической политикой ва-банк». Левые же квалифицировали своих оппонентов как «предателей» Съезд не поддержал левых – активное выступление масс счел преждевременным.
В начале 1906 года делегаты отчитывались о работе съезда перед московской организацией ПСР. На собрание ворвались городовые, схватили нескольких эсеров. В их числе был арестован и Руднев, которого препроводили в уже знакомую ему Таганскую тюрьму.
Когда удалось освободиться из застенков, он с прежним пылом продолжил революционную работу. Известны его выступления против крестьянского террора в деревне – разгрома и поджогов помещичьих имений и усадеб. В середине 1907 года его избрали делегатом второго съезда эсеровской партии, на котором В.В. Руднев был кооптирован в состав Центрального комитета ПСР. Но вскоре активный и смелый революционер опять был арестован и сослан в Якутскую губернию.
В 1911 году В. В. Руднев вернулся из ссылки с намерением завершить медицинское образование и стать земским врачом. Но двери отечественных университетов для политически неблагонадежного были наглухо закрыты. Он выбрал медицинский факультет в Базеле (Швейцария), где продолжил начатое когда-то в Московском университете образование. Занимался он с наслаждением, о чем писал в 1934 году: «…удовлетворение даже от самого процесса напряженной умственной работы. С удовольствием до сих пор вспоминается трудовой ритм базельской жизни, ранние лекции, занятия в тихой университетской библиотеке, работа в лаборатории». Он полностью отошел от политики, погрузившись в университетскую идиллию, научные изыскания. Начало Первой мировой войны было для Руднева «совершенно неожиданным». Паника в Базеле, марширующие по улицам воинские части, беженцы из Эльзаса, минирование мостов и другие признаки войны… «Что же будет с Россией, и что в данных обстоятельствах следует делать мне, – вспоминал Руднев. – Было до жуткого холода в душе очевидно, что России грозит страшная, быть может, смертельная опасность, что на этот раз риск не ограничивается лишь возможностью потерять окраину, как в 1904 году, а на карту поставлено самое бытие России как великой державы». Как истинный патриот своего отечества, он решил: «Мое место в час испытаний для моего народа – там, в России, вместе с ним на предстоящем ему крестном пути».