— Как наблюдатель, — отпарировала Илит, — я стала свидетельницей грубого нарушения правил ведения войны. Я знаю о многих вещах. Например, о том, что вы оказывали тайное давление на Фауста и советовали ему совершать отвратительные поступки. Вы позволили ему свернуть с того узкого и трудного пути, который он должен был проделать в соответствии с замыслом эксперимента; иначе как вы можете объяснить его недостойное поведение? Вместо того, чтобы выбрать один из предложенных ему вариантов действий и приступить к исполнению своих планов, он соблазнил невинную принцессу!
— Как?! Ты еще смеешь обвинять меня? Я не имею к этому никакого отношения! — вскричал не на шутку рассердившийся Мефистофель. — Не хватало еще, чтобы я стал советовать смертным подобные вещи! Если он соблазнил девчонку, он сделал это по собственному желанию, а следовательно, вся ответственность за этот поступок целиком на его совести!
Тут оба вспомнили, что сама принцесса Ирена находится в этой комнате и слышит все, что о ней говорят. Они посмотрели на нее, затем обменялись озабоченными взглядами и наконец пришли к молчаливому соглашению. Илит приподняла одну бровь; Мефистофель кивнул. Илит сотворила Заклинание Сна. Эфирное покрывало, тонкое и невесомое, как паутинка, само собою поплыло по воздуху и опустилось на стройную фигурку принцессы. Принцесса тотчас погрузилась в глубокий сон. Очнувшись от него, она должна была забыть все, что происходило с ней за последние полчаса.
Убедившись в том, что принцесса крепко спит, и бросив быстрый взгляд на Мака, томящегося в Зеркальной Тюрьме, Илит повернулась к Мефистофелю. Ее синие глаза гневно сверкали.
— Это ваша вина! И не пытайтесь сбить меня с толку с помощью своих обычных уловок — льстивых речей, так называемых научных аргументов и тому подобных вещей. Я этим штучкам цену знаю! Вам не удастся обвести меня вокруг пальца. Не забывайте, я когда — то была в вашем лагере.
— Держи себя в руках, женщина! Следи за своими словами! Я открыл Фаусту Малое Речевое Заклинание, чтобы он не запутался в этом причудливом смешении восточных языков, на которых говорят во дворце. Было ли это Добром или Злом, выяснится позже; во всяком случае, это менее тяжкий проступок, чем незаконное удаление главного действующего лица со сцены. Ты здесь натворила дел гораздо худших, чем могла бы натворить целая сотня Фаустов.
— Вы лжец! — ответила ему Илит.
Мефистофель кивнул:
— Ну и что? Какое отношение это имеет к ходу эксперимента?
— Я требую, чтобы Фауста заменили! Его место в споре должен занять добродетельный человек.
— Женщина, ты не имеешь никакого права что — либо требовать! К тому же здесь не место для догматических споров о морали и нравственности! Судить данный спор предначертано не представителям Добрых и Злых сил, а самой Судьбе, Ананке. Выпусти Фауста сию же секунду!
— Ни за что! Не вам мною командовать!
Мефистофель решил не продолжать бесполезный спор. Бросив на молодую практикантку высокомерный взгляд, он достал из — под плаща походную сумку демона, обладающую волшебным свойством уменьшаться в размерах в сотни раз и ровно во столько же раз терять в весе, когда владелец кладет ее в карман. Вытащив из сумки маленький красный телефон, он набрал на нем номер 999 — число 666, знаменитое Число Зверя, перевернутое вверх тормашками, превращается в Число Ангела — и стал ждать ответа, от нетерпения постукивая ногой по полу.
— Кому вы звоните? — спросила Илит.
— Тому, кто, надеюсь, вложит немного ума в твою упрямую голову.
В тот же миг посередине комнаты возникло большое пушистое облако, переливающееся всеми цветами радуги. Послышались мелодичные аккорды арфы. Облако вскоре растаяло, и перед Мефистофелем и Илит предстал сам архангел Михаил. С его кудрявых темных волос стекала вода, а строгие ангельские одежды ему заменяло большое белое полотенце. Кое — как прикрыв наготу, Михаил огляделся и спросил недовольным тоном:
— В чем дело? Я принимал ванну…
— Ты всегда принимаешь ванну, — сказал Мефистофель. — Можно подумать, что ты проводишь там все свободное время.
— Ну и что же? — с вызовом ответил Михаил. — Чистоплотность и целомудрие — добродетели, которые должен воспитывать в себе каждый порядочный ангел.
— Старое заблуждение! Во всем, что касается чистоты, Зло ничуть не менее разборчиво, чем Добро. Чистоплотность сама по себе — ни Добро, ни Зло, а следовательно, считаться добродетелью не может… Однако у нас слишком мало времени, чтобы тратить его на споры из — за таких пустяков.
— Согласен. Так зачем же ты вызвал меня?