– Что ему мешало – женился бы на тебе, как Эдуард Восьмой на миссис Симпсон, – возразил Стар.
– У него была жена. И он не был таким романтиком… – Кэтлин осеклась.
– Как я?
– Да, – неохотно подтвердила она, словно открывая козырь. – Отчасти ты романтик. В тебе уживаются три или четыре личности, и каждая видна как на ладони. Как обычно у американцев.
– Не доверяй американцам так безраздельно, – улыбнулся Стар. – Они открыты, но переменчивы.
Кэтлин нахмурилась.
– Правда?
– Меняются быстро и внезапно, – подтвердил Стар. – И к прежнему уже не возвращаются.
– Ты меня пугаешь. С американцами было так надежно…
Кэтлин вдруг показалась одинокой, и Стар взял ее за руку.
– Куда поедем завтра? Можно в горы. У меня полно дел, но они подождут. Если выехать в четыре, засветло успеем.
– Не знаю. Ты меня озадачил. Я, кажется, уже не та Кэтлин, которая приехала в Калифорнию искать новой жизни.
В этот миг ему сказать бы «ты ее нашла» – он знал, что так оно и есть, что нельзя отпускать Кэтлин, – однако иное чувство склоняло его не поддаваться мальчишеским порывам, решить взвешенно. И ничего не говорить до завтра. Кэтлин смотрела на него по-прежнему, скользя взглядом от лба к подбородку и обратно, знакомо поводя головой из стороны в сторону.
…Это твой шанс, Стар, остерегайся его упустить. Эта женщина создана для тебя, она может тебя спасти, вернуть к жизни – о ней нужно будет заботиться, ты обретешь для этого силы. Удержи ее. Скажи что хотел, не дай ей уйти. Вам обоим невдомек, что где-то вдали, за границей ночи, «американец» изменил планы. Его поезд мчится через Альбукерке, расписание выверено, машинист пунктуален. К утру «американец» будет здесь.
…Водитель свернул вверх по холму, к дому Кэтлин. Место казалось Стару уютным даже во тьме: присутствие Кэтлин словно придавало особое очарование всему – лимузину, прибрежному дому на мысе, даже городским дорогам, видевшим их вместе. Холм, на который они сейчас поднимались, тихо светился, приглушенные звуки наполняли душу радостью.
Прощаясь, он вновь ощутил, что не в силах ее отпустить, даже на короткие часы. При разнице всего в десять лет его чувство скорее казалось ему похожим на беспокойную, нетерпеливую любовь стареющего человека к юной девушке. Отчаянно не хватало времени, сердце-хронометр отсчитывало секунды, подталкивая Стара нарушить логику всей прежней жизни – войти в дом вместе с Кэтлин и сказать: «Теперь это навсегда».
Кэтлин тоже медлила в нерешительности – розово-серебристый иней готов был растаять под весенним солнцем. По-европейски почтительная к властям предержащим, она все же обладала безграничным самоуважением, которое не позволяло ей ступить далее. Она не питала иллюзий насчет мотивов, правящих королями.
– Завтра съездим в горы, – сказал Стар.
От его решений порой зависели многие тысячи жизней – и вдруг так внезапно теряется чутье, которым ты жил двадцать лет…
Назавтра, субботним утром, Стар занимался делами. В два часа, вернувшись после обеда, он застал в кабинете ворох телеграмм: съемочное судно пропало в Арктике, кинозвезда замешана в скандале, сценарист требует через суд миллион долларов. Гибнут евреи в Германии. Последняя телеграмма бросилась в глаза:
И рекламная наклейка:
Глава 6
Ничего этого я не знала. Я уехала на озеро Луиз, а когда вернулась – к студии не подходила. Наверняка так и отправилась бы на восток в середине августа, не позвони мне Стар.
– Хочу попросить о помощи, Сесилия: не устроите ли мне встречу с коммунистом?
– С каким? – ошеломленно переспросила я.
– С любым.
– Вам их что, на студии не хватает?
– Мне нужен кто-то из главных – из Нью-Йорка.
Прошлым летом я с головой ушла в политику и могла бы устроить встречу хоть с Гарри Бриджесом. Но потом я вернулась в колледж, мой парень погиб в автокатастрофе, и я напрочь выпала из той среды. Сейчас и до меня доносились лишь слухи, что поблизости обретается кто-то из марксистского журнала «Нью мэссес».
– Неприкосновенность гарантируете? – шутливо спросила я.
– Разумеется, – всерьез ответил Стар. – Не трону даже пальцем. Только чтоб не косноязычный. И пусть захватит литературу.
Он будто собрался встречаться с адептами культа «Я есть».
– Вам блондинку или брюнетку?
– Нет-нет, мужчину, – поспешно вставил Стар.
Звук его голоса меня оживил: с тех пор, как я застала отца с секретаршей, все на свете казалось мне лишь барахтаньем в чьих-то плевках. Со звонком Стара все изменилось – и мое отношение к происшедшему, и даже сама атмосфера.
– Вашему отцу, наверное, лучше не знать, – продолжал Стар. – Может, выдадим коммуниста за какого-нибудь болгарского музыканта?
– Не волнуйтесь, они давно уже одеваются как все, – заверила я его.