Все романы в одном томе

Тем, на чьих компасах полюса не поменялись местами, многое в этих домах казалось странным. В «Шиповнике», мужском отделении клиники, доктор Дайвер зачастую не без интереса беседовал со странным коротышкой-эксгибиционистом, который убедил себя в том, что, если ему удастся обнаженным пройти от площади Звезды до площади Согласия, он сможет решить многие проблемы, и Дик полагал, что, быть может, он не так уж и не прав.

Самая интересная его больная помещалась в главном корпусе. Эта тридцатилетняя женщина – американская художница, давно жившая в Париже, – находилась в клинике уже полгода. Предпосылки ее болезни были не вполне ясны. Ее кузен, приехав в Париж, неожиданно для себя обнаружил, что она явно не в себе, и после безуспешной попытки вылечить ее в одной из загородных наркологических больниц, где в основном имели дело с туристами, пристрастившимися к алкоголю и наркотикам, сумел доставить ее в Швейцарию. Тогда, по приезде, это была на редкость миловидная женщина, теперь она превратилась в сплошную ходячую болячку. Многочисленные анализы крови не помогли выявить причину заболевания, и ей был поставлен условный диагноз – нервная экзема. В последние два месяца все ее тело покрылось сплошным панцирем из струпьев, в который она была закована, как в «Железную деву»[60]. В пределах мира своих галлюцинаций мыслила она логично и даже с блеском.

Она числилась личной пациенткой Дика. Во время приступов перевозбуждения никто, кроме него, «не мог с ней справиться». Несколько недель назад, в одну из ее мучительных бессонных ночей, Францу удалось на несколько часов усыпить ее с помощью гипноза, чтобы дать хоть небольшую передышку, но это случилось только один раз. Дик не верил в лечение гипнозом и редко прибегал к этому методу, зная, что не всегда может вызвать в себе нужный настрой. Однажды он попытался загипнотизировать Николь, но она лишь пренебрежительно высмеяла его.

Больная из двадцатой палаты не могла видеть Дика, когда он вошел, – веки ее так распухли, что уже не поднимались. Но она ощутила его присутствие и заговорила сильным, отчетливым волнующим голосом:

– Когда же это наконец закончится? Неужели никогда?

– Потерпите еще немного. Доктор Ладислау говорит, что некоторые участки кожи уже очистились.

– Если бы я знала, за что мне такое наказание, я бы приняла его безропотно.

– Неразумно искать мистические объяснения, мы считаем это неврологическим феноменом. Вероятно, он связан с той функцией организма, которая заставляет человека краснеть. Вы легко краснели в детстве?

Ее лицо было обращено к потолку.

– Мне не за что было краснеть с тех самых пор, как у меня прорезались зубы мудрости.

– Неужели вы никогда не совершали никаких ошибок и за вами не водилось мелких грешков?

– Мне не в чем себя упрекнуть.

– Вы счастливый человек.

Женщина задумалась на минуту, потом сказала голосом, который из-под повязок на лице прозвучал будто из-под земли:

– Я разделила участь тех женщин моего времени, которые решились бросить вызов мужчинам и вступить с ними в битву.

– И к вашему великому удивлению оказалось, что эта битва ничем не отличается от других, – продолжил ее мысль Дик.

– Ничем. – Она помолчала. – Вы принимаете правила и либо одерживаете пиррову победу, либо оказываетесь изувеченной и уничтоженной – становитесь лишь призрачным эхом, которое отражается от давно разрушенной стены.

– Вы не изувечены и не уничтожены, – возразил Дик. – Уверены ли вы, что эта битва вообще была?

– Посмотрите на меня! – гневно воскликнула она.

– Вы много страдали, но иные женщины страдают, и не пытаясь вообразить себя мужчинами. – Беседа превращалась в спор, и Дик отступил. – В любом случае не следует единичную неудачу принимать за окончательное поражение.

Она усмехнулась:

– Красивые слова! – Фраза, прорвавшаяся сквозь коросту боли, устыдила Дика.

– Нам бы хотелось понять истинную причину того, что привело вас сюда, – начал было он, но она его перебила:

– Мое пребывание здесь – символ. Я думала, может, вы докопаетесь, символ – чего.

– Вы больны, – машинально ответил он.

– Тогда чем же было то, что я почти нашла?

– Еще более тяжелой болезнью.

– И все?

– И все. – Его передернуло от отвращения к собственной лжи, но в данный момент, здесь, необъятность темы можно было спрессовать только в ложь. – За этими пределами – лишь сумятица и хаос. Не стану докучать вам лекциями, мы слишком хорошо понимаем, как мучительны ваши физические страдания. Но только через преодоление повседневных проблем, какими бы мелкими и скучными они ни казались, вы сумеете снова поставить все на свои места. А уж после этого… возможно, вы снова будете в состоянии исследовать…