Все романы в одном томе

– Может, кого-нибудь наймете? – осведомился коммунист.

Я сделала ему знак молчать.

– С грязной работой я управляюсь сам, – бросил Стар. – Вышибу дух и отправлю к чертям собачьим.

Он встал и шагнул вперед, я обхватила его руками.

– Перестаньте! Что за глупое упрямство!

– Этот тип вас испортил, – мрачно изрек Стар. – Всех вас, молодых. Сами не знаете, что творите.

– Пожалуйста, возвращайтесь домой! – попросила я Бриммера.

Стар вдруг вырвался из моих объятий – шелковистая ткань скользнула под руками так, что не удержать, – и шагнул к Бриммеру. Тот отступил за дальний край стола, странно искаженное лицо словно говорило: «И все? Эта ходячая немощь и есть главный противник?»

Стар, вскинув кулаки, подступил ближе, Бриммер удержал его левой рукой – и я отвернулась, чтобы не видеть дальнейшего.

Когда я взглянула в ту сторону, Стар лежал где-то позади стола, а Бриммер смотрел на него сверху вниз.

– Уходите, – попросила я.

– Хорошо. – Пока я огибала стол, Бриммер не сводил глаз со Стара. – Всегда мечтал послать в нокаут десять миллионов долларов, только не знал, что все так выйдет.

Стар лежал без движения.

– Уйдите, пожалуйста.

– Не расстраивайтесь. Может, помочь…

– Нет. Уходите отсюда. Я все понимаю.

Бриммер вновь глянул на недвижное тело – словно удивляясь масштабу эффекта, произведенного им за какой-то миг, – затем зашагал через газон к выходу, а я, склонившись над Старом, потрясла его за плечи. Его тут же передернуло судорогой, Стар очнулся, вскочил на ноги и крикнул:

– Где он?

– Кто? – невинно спросила я.

– Американец! Какого черта ты выскочила за него замуж, дурочка бестолковая?

– Монро… Здесь никого нет, я не замужем. – Я усадила его в кресло и солгала: – Он уже полчаса как уехал.

Шарики для пинг-понга раскинулись в траве, как созвездие. Я включила дождеватель и намочила платок, но на лице Стара не было ни отметины – видимо, удар пришелся в ухо. Стар отошел за деревья, его стошнило; было слышно, как он ногой сгребает землю, чтобы присыпать. Он явно ожил, но в дом идти отказался, попросил чего-нибудь прополоскать рот. Я унесла бутылку виски и принесла полоскание. Его жалкая попытка напиться этим и закончилась; более беспомощных кутежей, начисто лишенных вакхического духа, я не наблюдала даже среди зеленых первокурсников. Ему явно не везло – ни в чем.

Мы вошли в дом; повар сказал, что отец с мистером Маркусом и Флайшекером сидят на веранде, поэтому мы остались в «тонкокожаном зале». Переменив пару-тройку мест, где мы неминуемо соскальзывали с гладкой обивки, мы наконец уселись: я на меховом коврике, а Стар рядом на скамеечке для ног.

– Я его ударил? – спросил он.

– Да. Еще как!

– Не верю. – Он помолчал. – Я не собирался драться. Просто хотел его выгнать. Видно, он напугался и полез с кулаками.

Его такое объяснение устраивало – меня тоже.

– Вы его вините?

– Нет. Я был пьян. – Стар огляделся. – Первый раз вижу этот зал – кто его делал? Декораторы со студии?

К нему вернулся былой доброжелательный тон.

– Надо вас отсюда вытащить, Сесилия. Хотите, поедем с ночевкой к Дугу Фэрбенксу на ранчо? Я знаю, он вам обрадуется.

Так начались две недели наших появлений на публике. Луэлле Парсонс с ее колонкой светских сплетен хватило и половины этого срока, чтобы нас поженить.

(На этом рукопись обрывается.)