Все романы в одном томе

«Проекционный зал мистера Стара» походил на миниатюрный кинотеатр с четырьмя рядами мягких кресел. Вдоль переднего ряда тянулись столы с затененными лампами, кнопками и телефонами; у стены стояло пианино, забытое там с первых дней звукового кино. Хотя в зале сделали ремонт и сменили обивку всего год назад, помещение уже успело обветшать от постоянного использования.

Стар приходил сюда в полтретьего и затем в полседьмого – просматривать кадры, отснятые за день. Обстановка часто бывала напряженной: здесь Стар оценивал свершившийся факт – сухой остаток того, что достигалось месяцами закупок, планирования, сочинения и переписывания, актерских проб, строительных и осветительных ухищрений, утомительных репетиций и съемок; здесь материализовывался результат гениальных предчувствий и отчаянных замыслов, творческого бессилия, заговоров и рабочего пота. Сюда стекались донесения с линии огня – и сложный рабочий процесс замирал в ожидании.

Кроме Стара, на просмотрах бывали продюсеры обсуждаемых картин, координаторы съемок и главы всех технических отделов. Режиссеры не приходили: официально их работа считалась законченной, а деликатничать с оценками в проекционном зале, где с серебристых бобин потоком разматывались живые деньги, никто не собирался – и режиссеры по негласной традиции старались держаться подальше.

Стара уже ждали; при его появлении шепот стих, и как только он сел в кресло, подтянув к подбородку острое колено, свет погас. В заднем ряду чиркнула спичка – и все замерло.

На экране отряд франкоканадцев выгребал на узких каноэ против бурного течения. Сцену снимали в студийном бассейне; в конце каждого дубля, после режиссерской команды «Стоп!», вмиг расслабившиеся актеры со смехом утирали лбы, поток воды останавливался – и иллюзия исчезала. Стар по большей части молчал – лишь отметил, что к технической стороне претензий нет, и назвал номер выбранного дубля.

В следующей сцене, все на той же реке, девушка-канадка (Клодетт Колбер) разговаривала со следопытом (Рональдом Колманом), глядя на него сверху вниз из каноэ. После первых кадров Стар вдруг спросил:

– Бассейн уже размонтировали?

– Да, сэр.

– Монро, он нужен для…

– Смонтировать заново, – отрезал Стар. – Немедленно. Второй эпизод надо переснять.

Мгновенно включился свет; руководитель съемок, соскочив с кресла, вытянулся перед Старом.

– Сцена сыграна прекрасно – и все насмарку! – с холодным гневом произнес Стар. – Кадр не отцентрирован. Камеру поставили высоко: идет диалог, а видна одна макушка Клодетт. Этого мы и добиваемся? Ради этого зритель и приходит в кино – посмотреть на макушку красивой актрисы? Скажите Тиму, с тем же успехом можно было снять дублершу.

Свет вновь погас. Руководитель съемок примостился рядом с креслом Стара, чтобы не мешать. Ленту пустили заново.

– Теперь видите? – спросил Стар. – И еще волосок попал в кадр, вот там справа. Выясните, он в проекторе или на пленке.

В самом конце сцены Клодетт Колбер медленно подняла голову, явив миру огромные влажные глаза.

– Вот что зритель должен видеть с самого начала, – указал Стар. – И ведь сыграно великолепно. Сверьте расписание и доснимите сцену сегодня вечером или завтра.

Уж Пит Заврас не допустил бы такого промаха. Поди найди в Голливуде хоть полдюжины операторов, на которых можно положиться…

Дали свет, координатор с продюсером фильма вышли из зала.

– Монро, есть фрагмент сцены, поступил вчера поздно ночью.

Зал погрузился в темноту, на экране возникла голова Шивы среди толпы богопоклонников – гигантская и невозмутимая, словно ей и не кружиться в потоке наводнения всего через пару часов.

– Когда будете переснимать, – вдруг сказал Стар, – посадите на идола пару ребятишек. Выясните, не обвинят ли нас в неблагопристойности, хотя, думаю, никто не возразит. Детям все можно.

– Хорошо, Монро.

Серебристый пояс с прорезанными звездами… Смит, Джонс или Браун… В рубрику «Объявления»: женщине в серебристом поясе, присутствовавшей…

Со следующим фильмом – гангстерской историей – место действия перенеслось в Нью-Йорк, Стар сделался нетерпелив.

– Сцена откровенно испорчена, – раздался в темноте его голос. – Написана дурно, актеры подобраны отвратительно, смысла никакого. Типажи не те, вместо решительности – сплошной сироп. В чем дело, Ли?

– Сцену писали сегодня утром прямо на площадке, – ответил Ли Кэппер. – Бертон хотел все доснять в шестом павильоне.

– Никуда не годится. Как и следующая сцена. На такую халтуру даже пленку жаль тратить. Героиня не верит тому, что говорит, Кэри тоже. «Я тебя люблю» крупным планом – да вас освистают в первый же сеанс! И на девице слишком много наверчено.

В темноте прозвучал сигнал, проектор замолк, включился свет. Стар сидел с каменным лицом.

– Кто писал сцену? – спросил он чуть погодя.

– Уайли Уайт.

– Трезвый?

– Конечно.

Стар помолчал.

– Сегодня же засадите за эту сцену четверых. Посмотрите, кто свободен. Сидни Ховард не появился?

– Приехал сегодня утром.

– Поговорите с ним. Объясните, чего я хочу. Героиня в смертельном ужасе, она тянет время – только и всего. У людей не бывает по три эмоции сразу. И еще, Кэппер…