Я вновь удивляюсь – что за странные стихи для семилетнего пацана, и вновь вспоминаю тот день, точнее, предыдущий вечер…
ПРАГА,
XVI ВЕКТрое людей копошились на глиняном холме, к которому выходила задняя сторона синагоги, освещенная двумя чадящими факелами. Они спустились с корзинами, наполненными глиной, и высыпали их на кучу у стены.
– Достаточно, – сказал рабби Лёв. – Теперь отойдите в сторону и подождите. Пока я сам.
Он наклонился над кучей и стал формовать что-то с помощью деревянной лопатки. Постепенно проявились контуры гигантской лежащей фигуры. Рабби огладил её ладонями и выпрямился. Потом подошёл к стоящей сбоку скамье, обмыл руки в тазике, вытер их насухо и взял с края скамьи тяжёлый том с кабалистическими знаками на окладе.
– Идите сюда, – подозвал он помощников. Те приблизились. – Сейчас я буду читать из этой книги. Вы не вмешивайтесь, что бы ни увидели. Потом придёт очередь Исаака, потом Иегуди. Каждому надо обойти вокруг этого… существа, какую бы форму оно ни приняло. Сделав круг, отходите в сторону. Это всё, что от вас потребуется. И запомните: с того момента, как я начну читать – ни слова, ни звука. Разомкнёте уста только когда я скажу. Вы поняли? Вы согласны?
– Да, рабби, я согласен, – ответил каждый.
МОСКВА,
XX ВЕКВ школу я пошёл шестилеткой. Я начал читать с четырёх лет, а когда через два года принялся за «Первых людей на Луне» Уэллса, мама решила, что сынок катастрофически перерастает детский сад, и от греха подальше записала меня в школу. Вообще, в вопросах воспитания и планирования моей детской карьеры она руководствовалась только здравым смыслом, как сама его понимала. При этом не забывала советоваться со мной. Вот и сейчас мы решили, что первоклассник имеет право сам выбрать подарок на свой день рождения. «Только в пределах разумного», напомнила мама. И вечером накануне моего дня рождения мы поехали на троллейбусе в Детский Мир.
Так я впервые попал на Лубянскую площадь, тогда площадь Дзержинского. Зимой в шесть вечера уже совсем темно, и хорошо освещалось только здание Детского Мира с сияющими высоченными окнами-витринами, да еще огромный шпилеобразный памятник в середине площади. «Это кто?» – спросил я маму. «Дзержинский, – кратко ответила она, – пошли скорее за подарком, а то не успеешь выбрать, магазин закроется». И я почти побежал к сияющим окнам, в весёлое царство игрушек. А на следующее утро выдал это странное мрачноватое произведение.
Став постарше, я иногда перечитывал мой первый стих, сохранённый мамой, и удивлялся: конечно, здание Детского Мира в целом приземистое и может напоминать тушу гигантского зверя наподобие древнего ящера – но оно было сверкающим и весёлым – откуда же у стиха такой темный, зловещий колорит? Ответ я получил через несколько лет, в перестроечный период, который совпал с моим пубертатным.
Тогда я постоянно приставал к маме с разговорами о сталинском терроре. Однажды она сказала: «Знаешь, Севка, ты меня удивил в восемьдесят седьмом, когда мы ездили за твоим подарком. Ты на Лубянку и не смотрел, даже не оглядывался, тащил меня в Детский Мир. А ведь на следующее утро сказал именно про Лубянку. Только надо было не «из переулков сумеречных», а «из подвалов каменных». Хотя нет: люди в воронках слетались сюда по ночам со всего города, по улицам и переулкам, а из подвалов они уже не выходили… Действительно, «как комарьё на огонь». Вороньё-комарьё… Главное, атмосфера передана великолепно! Именно «туша» и именно «припала» – сейчас кинется и сожрёт! Она и сжирала… Вот ответь, откуда ты, малявка, всё это знал? Каким органом чувствовал? Просто мистика какая-то!» «Не такая уж и малявка, – обиделся я. – К тому времени малявка уже «Остров доктора Моро» осилила». Тут мы почему-то расхохотались, прямо до слёз.
Отсмеявшись и смахнув слезинки, мама погладила меня по макушке (других нежностей я ей уже не позволял) и скомандовала: «Ну, хватит! Пошли ужинать, докторёнок». Это детское прозвище она мне дала сама, потому что была врачом, как и её родители. Наверное, хотела, чтобы я продолжил семейную традицию, хотя никогда об этом не говорила. Но я стал лишь доктором наук, физико-математических.
ПРАГА,
XVI ВЕКРабби начал читать на древнем рокочущем языке. Вскоре чудовище зашевелилось. Исаак и Иегуди молча отпрянули. Не прекращая читать, рабби Лёв обошёл вокруг оживающего тела, которое пыталось отлепиться от земли. Сделав полный круг, рабби позвал: «Исаак, обойди его». Юный священник приблизился, и чем ближе он подходил, тем светлее становилось вокруг: это засветилось красным глиняное тело. Поверхность потекла, как расплавленный металл, внутри что-то бугрилось и переливалось из одной формы в другую. Когда Исаак завершил круг, красный гигант сел, полыхая жаром.