Все сложно

«Если юмор работает, то это происходит потому, что он проливает свет на те чувства, которые люди уже испытывают. Он всегда должен исходить из чего-то настоящего».

Тина Фей

Сейчас

Фарли

Я совсем рехнулась.

Подошла так близко к успеху, как не подходила еще никогда, и стою истуканом, не в состоянии выдавить из себя ни шутки.

Каждый раз, когда я пытаюсь что-нибудь придумать, мысль перескакивает на Майера. Вспоминаю, например, каким он был в День благодарения. Мы с Мариссой пришли на ужин к нему и Хейзл. Позвонили в дверь, но в теплом праздничном доме так громко играла музыка, что звонок потонул в грохоте и шуме. Обычно у Майера тихо. Я думала, это естественно, если живешь с человеком, который не слышит. А тут вдруг такая неожиданность. Мы с Мариссой вошли сами и обнаружили хозяев дома танцующими на кухне. Но еще примечательнее то, что, увидев наши удивленно вытянутые лица, Майер нисколько не смутился.

Он был в простой черной футболке, через плечо висело полотенце, изо рта торчала зубочистка. Увидев нас, Май как ни в чем не бывало продолжил петь в шприц для индейки, как в микрофон.

Зацепившись за это воспоминание, я начинаю сочинять шутку, связанную с едой, но отвлекаюсь, думая о том, как напрягались мускулы на руках Майера, когда он резал лук, сельдерей и яблоки, чтобы начинить ими птицу. Или как он разговаривал, перекатывая зубочистку из одного угла рта в другой. Или как стоял позади меня возле раковины и держал мои руки, когда я пыталась почистить картошку. «Нужно правильно выбрать угол нажима, и тогда пойдет легко».

Я хочу пошутить о том, что мужчины ничем не лучше маленьких детей, – а перед глазами возникает серьезное лицо Майера, подскочившего ко мне в тот момент, когда я, сделав неловкое движение, обожгла запястье о конфорку. До сих пор ощущаю, как он подул на больное место и как бережно, едва касаясь моей кожи, наклеил пластырь.

Наконец я нахожу то, с чем могу работать; в основе лежат крупицы, взятые из жизни. Я развиваю эти мотивы, опираясь на свои наблюдения за человеческими отношениями. Взять хотя бы пассаж о том, что хорошее настроение партнера или друга часто нас настораживает. На эту мысль меня натолкнула Марисса: она заметила, что Майер стал смотреть на меня по-новому, и не на шутку встревожилась. Стоит ему приобнять меня или лишний раз улыбнуться, она выглядывает из-за его плеча и, скривив физиономию, беззвучно шевелит губами: «Какого черта?!» Конечно, Марисса не подозревает Майера ни в чем плохом. Максимум в том, что он хочет зайти дальше, чем предполагает наша договоренность. И тем не менее.

Я думаю о нормальных, не фиктивных отношениях. Часто, если наша вторая половина проявляет к нам повышенное внимание, мы подозреваем, что это неспроста. Вдруг он собирается предложить анальный секс или поездку к своим родителям? Или завел кредитную карту и уже наделал долгов?

Еще никогда шутки не давались мне так тяжело. Когда работаешь на поверхности, бывает гораздо легче. А сейчас я чувствую себя кладоискателем: копнешь чуть глубже, чем надо, или чуть правее – найдешь какую-нибудь гадость вместо сокровища.

Пока я только-только нащупала интересный мотив и начинаю его раскручивать.

Наступил день того самого футбольного матча – первого мероприятия, на котором Кара, Шона и я должны засветиться втроем, прежде чем отправиться в предгастрольное турне. Я прилетела накануне, ожидая, что ночь будет бурной: три женщины с потрясающим чувством юмора пойдут покорять Сан-Франциско. А в итоге оказалась одна в гостиничном номере и в семь часов вечера уже спала. Шона была с Тайсоном, Кара – дома. Майер не решился надолго оставлять Хейзл (ведь турне еще даже не началось) и прилетел утром.

Когда он, выдыхая клубы пара, выходит из такси на декабрьский воздух, его суровая физиономия напоминает морду сердитого дракона, которого заставили выползти из логова.

– Попался недружелюбный водитель? – кричу я и глупо усмехаюсь, видя, как меняется его лицо.

Всего несколько широких шагов, и он прямо передо мной.

– Наоборот. Она, таксистка, была чересчур дружелюбна. Не замолкала ни на минуту. Мы сделали селфи, и она начала рассказывать мне про свою племянницу Уиллоу, студентку Калифорнийского универа, и про парня этой племянницы – молодого человека по фамилии Уолдорф, у которого она однажды спросила, какой у него любимый салат. Мне пришлось над этим смеяться, Фи. – Майер устало роняет голову, я фыркаю. – Всю дорогу Марсия (так зовут таксистку) строила мне глазки через зеркало, вместо того чтобы смотреть на дорогу. Ее брат Рауль (отец Уиллоу, если желаешь знать) намерен жениться в четвертый раз, и я выслушал все, что Марсия думает по этому поводу.

– Ну ты и натерпелся, бедняга! – говорю я, улыбаясь так, что в глазах становится мутно.

Майер тоже улыбается, не отрывая взгляда от моего лица.