Все случилось на Джеллико-роуд

– Потому что она вылетела через окно. Я видела ее все это время. С того места, где сидела. И я знала, что она умерла мгновенно, Джуд, потому что у нее не было головы, и я не двигалась с места ни на сантиметр. Все думали, что это от испуга, но дело было не в страхе. Просто если бы я подвинулась хоть на сантиметр, Вебб увидел бы ее, а ты не представляешь, как он любил маму, Джуд. Я бы умерла на месте, если бы Вебб увидел это. Я бы… я бы…

С ее губ срывалось отчаяние, которое он был не в состоянии осмыслить. Не зная, как остановить ее, Джуд зажал ей рот ладонью, но она высвободилась.

– Если он не вернется, никого не останется, Джуд, – прошептала Нани, и ее лицо выражало весь ужас происходящего. – Больше никого нет. Все умерли.

Он прижал ее к себе, впервые осознав, что она чувствовала каждый день.

– Возьми меня за руку, – попросила она, всхлипывая. – Возьми меня за руку. Мне кажется, что я исчезаю.

Глава 15

Я лежу на спине и чувствую умиротворение. Нежные солнечные лучи ласкают лицо, словно заворачивая меня в одеяло и напоминая прикосновение матери, когда она впервые взяла меня на руки. На мгновение я возвращаюсь туда, где мне так хочется оказаться.

Но где-то выше по течению проносится моторная лодка или гидроцикл, вызывая рябь на поверхности. Крохотные волны хлещут меня по лицу, будто выражая упрек пощечиной, и от неожиданности я едва не опускаюсь под воду. Я с трудом удерживаюсь на поверхности и внезапно вспоминаю страх в прикосновении матери. Некоторые говорят, что это невозможно, нельзя помнить то, что случилось, когда тебе было пять секунд от роду, но клянусь вам: я помню, как моя мама дрожала всем телом, когда акушерка передала меня ей. Я помню, как ускользала между ее пальцев. Как будто она так и не смогла ухватиться за меня как следует, чтобы я почувствовала, что меня никогда не отпустят. Как будто она не смогла все сделать правильно. Теперь это моя задача.

Мое тело становится плотом, и в глубине души мне хочется и впрямь довериться течению. Закрыть глаза и позволить ему нести меня. Но я знаю, что рано или поздно придется выбираться. Нужно будет почувствовать твердую землю под ногами, ее комья между пальцев, острые щепки, крапиву, нагретую солнцем грязь, боль порезов, каждую веточку, каждый укус, жару и все эти неприятные ощущения. Мне отчаянно необходимо испытать все это, чтобы, когда случится что-нибудь приятное, контраст был так велик, что я смогла бы запечатать это чувство в бутылку и навсегда оставить себе.

Надо мной проносится какая-то тень, и я вздрагиваю от испуга, теряю равновесие и все же окунаюсь под воду. Но небо бесконечно голубое, ни птиц, ни облаков. Лишь тишина, и мне кажется, что я одна во всем мире. Пока не замечаю Джону Григгса. На моей стороне реки.

Я догребаю до берега брассом и стараюсь выйти из воды, не растеряв достоинства. Стоять перед противником в мокром купальнике, пусть даже скромном, всегда не очень комфортно. Я пытаюсь вспомнить правила и начинаю уверенным голосом:

– В фиолетовой книжечке…

– …сказано, что на любую территорию, являющуюся предметом переговоров, не допускаются представители врага, и, если таковые будут пойманы, наказанием является передача территорий в кратчайшие сроки, – заканчивает он за меня.

– Ты же знаешь, что водные пути принадлежал нам. Ты нару…

Я не успеваю договорить, когда через реку перелетает еще кто-то и приземляется точно рядом со мной. Григгс и Энсон Чои пожимают друг другу руки, явно наслаждаясь происходящим. На мгновение я невольно вспоминаю, что Григгс – просто обычный парень, мой ровесник. Выражение его лица выдает мягкость, которую мне почти больно видеть, потому что так он выглядит уязвимым, а думать о его уязвимости – значит представлять Джону десятилетним мальчиком во власти жестокого отца.

– А кому принадлежит воздух? – спрашивает он. – Что-то не помню, чтобы об этом говорилось в фиолетовой книжечке.

– Это частная собственность.

– Согласно правилу четыреста сорок третьему фиолетовой книжечки, частная собственность является нейтральной территорией.