Все случилось на Джеллико-роуд

В последнее время я начала заново узнавать свою мать, собирая воедино фрагменты наших жизней, кусочки из книги Ханны и грустные воспоминания Сэма. Меня просто убивает, что я почти не помню, как она отвезла меня на Джеллико-роуд. Но я хочу вспомнить. Вспомнить ее взгляд в тот момент, когда она поняла, что должна оторвать от себя эту последнюю ниточку, соединявшую ее с Веббом. Посмотрела ли она мне в глаза, сказала ли, что любит меня? Или она вообще ничего не говорила, опасаясь, что слова перережут ей горло и оставят истекать кровью на обратном пути?

Сидя в фойе госпиталя святого Винсента и дожидаясь, пока администратор закончит говорить по телефону, я думаю о том, что мне всегда хотелось сказать матери и как за последние двадцать четыре часа все изменилось.

– Ты готова? – говорит Григгс, который отходил позвонить Сантанджело.

Я качаю головой.

– Давай я подойду и сам спрошу?

Я смотрю на него и пытаюсь улыбнуться.

– О чем думаешь? – спрашивает он. Про него я тоже подметила много нового. Что он все время задает этот вопрос, потому что дома каждую неделю ходит к психологу, который всегда начинает с этого.

А еще иногда он немного стесняется, как, например, сейчас, да и все утро. Я тоже невольно поддаюсь смущению. Интересно, все ли смущаются на следующее утро, или некоторые могут болтать и смеяться так, будто это совершенно естественно. Может, это в нас есть что-то неестественное.

– Я думаю, что после вчерашней ночи как-то странно проводить утро в больнице, пытаясь узнать, не попала ли моя мать сюда с передозировкой.

– А я думаю, что после вчерашней ночи готов пойти куда угодно, лишь бы с тобой, и, если это означает, что мы идем в больницу спрашивать о твоей матери, что ж, пусть так.

Но мы знаем, что оба думаем не только о происходящем в данный момент.

– Только представь, что после этой среды мы больше никогда не увидим…

– Не надо, – яростно обрывает он меня.

– Джона, между нами шестьсот километров, – напоминаю я.

– А между средой и моментом, когда мы окончим школу, есть не меньше десяти недель выходных и пять государственных праздников. Есть электронная почта, а если ты сможешь добираться до города, есть еще сообщения и звонки. А если и нет, те пять минут, что ты сможешь поговорить со мной со стационарного телефона, все же лучше, чем ничего. Есть еще любители шахмат, которые хотят пригласить тебя к нам в школу на следующие соревнования по шахматам в марте. И еще есть город на полпути между нами, построенный по проекту Уолтера Берли Гриффина[11], где мы можем встречаться для участия в демонстрации против решения нашего правительства не подписывать Киотский протокол.

– Господи, Джона! – с притворным возмущением восклицаю я. – Ты совершено несерьезно подошел к нашим отношениям.

– А потом мы будем строить планы.

– Мне главное, чтобы ты не закрутил роман с Лили, твоей соседкой.

– На самом деле ее зовут Герти. Она выше меня ростом и может уделать меня в армреслинге. Я ни за что, ни за что не стану встречаться с девушкой по имени Герти, ведь если мы поженимся и она захочет взять мою фамилию, ее будут звать Герти Григгс.

Впервые за несколько дней я смеюсь, а затем делаю глубокий вдох и встаю.

– Я готова.

Мы подходим к стойке, и я вежливо спрашиваю о Тейт Маркхэм, надеясь, что она сейчас живет под этим именем. Администратор просматривает список и качает головой.

– Вы уверены, что она здесь? – спрашивает девушка.

– Нет, но нам так сказали.

Она стучит по клавиатуре, и меня охватывает тошнотворный страх. Я молюсь о том, чтобы не пришлось начинать все сначала. Администратор качает головой, и я слышу, как Григгс откашливается.

– А нет ли рядом хосписа святого Винсента?

– Соседнее здание.

Я выдыхаю с облегчением и благодарю ее, прежде чем выйти.

– А в чем разница? – спрашиваю я у Григгса.

Он пожимает плечами.

Когда мы входим в хоспис, я проделываю то же самое. Через пару секунд я вижу, что администратор нашла имя и внимательно в него всматривается.

– Тейт Маркхэм была здесь, – объявляет она.

Я чувствую, как Григгс обнимает меня за талию. «Была». Что значит «была»? Глагол «быть», форма прошедшего времени. Значит ли это, что ее больше нет?

– Она выписалась.

От облегчения я готова повиснуть у нее на шее, перепрыгнув через стойку.

– Выписалась? Это не эвфемизм? Действительно выписалась?

Женщина смотрит на меня озадаченно.

– Она выписалась шесть недель назад.

Шесть недель назад мой мир перевернулся с ног на голову. Приехал Григгс. Мальчик на дереве начал приводить всхлипывающее существо на наши ночные встречи.

– Какого это было числа?

Она смотрит на нас, и я почти вижу, как дверца в ее душе захлопывается.

– Мы обязаны сохранять в тайне личные данные и не можем просто так вам их выдать…

– Прошу вас, – умоляю я, доставая из бумажника школьное удостоверение. – У нас с ней одна фамилия. Я могу показать вам ее фото. Это моя мать, и я ее шесть лет не видела.

Администратор смотрит на меня, затем на Григгса, и мне кажется, что она сейчас тоже растрогается, но затем она начинает снова стучать по клавиатуре.

– Она выписалась шестнадцатого сентября.

Я смотрю на Григгса.