Всё становится на места (СИ)

Тут дверь с треском распахивается, и на пороге я вижу широко улыбающегося Брадана. Насколько я могу судить с первого взгляда, все части его тела на месте. Моряк одет в какой-то странный жилет из шкур на голое тело и простые штаны из грубой ткани, он бос, а в правой руке победно сжимает две кроличьих тушки.

— Вот, хозяйка, ещё добыл! — радостно сообщает он. — Сегодня всего два, но Барт зато рыбы наловил… О! — он замечает нас.

— Так вы же, — слабым голосом говорю я и тыкаю в тарелку. — Что же вы сказали, что это мясо…

— А что мясо? — переспрашивает старик. — А, так я же вот и говорил, что это Брадан, такой умница, нас научил ставить силки на кроликов. Ты кролика не любишь? А то я доем.

— Доешьте, пожалуйста, — говорю я и думаю о том, что вряд ли ещё теперь буду есть кроликов.

Гилберт выводит меня из-за стола, заботливо придерживая.

— Здравствуй, Брадан, — говорит он. — Удалось ли вам увидеть Теодора?

— Да он что-то сюда не заглядывал пока, — огорчённо отвечает моряк. — И ты это, ну, прости, что бросили тебя. Мы вечером с ребятами возвращались, припасы кой-какие думали прихватить, да только тебя там уже не было, как и птички капитанской. А принц-то здесь какими судьбами? Мы ж высадили его.

— Нела ему помогла, — с лёгкой досадой произносит мой друг.

— Я капитанская птичка, — заявляю я.

— Давай-ка его выведем на воздух, — говорит Гилберт Брадану, и они берут меня под руки. И зачем, спрашивается, ведь я сам прекрасно могу идти.

Я обнаруживаю, что свежий воздух укрепляет ноги: теперь я твёрже на них стою.

— Отпустите меня, мне уже совсем хорошо, — прошу я, но Гилберт всё портит.

— Ты больше есть не хочешь? — спрашивает он. — Там ещё осталось мясо… О боги, Сильвер, что с тобой такое? Может быть, съел слишком много немытых ягод?

— Всё может быть, — слабым голосом отвечаю я.

О том, что я неправильно понял старика, мне говорить не хочется, а то ещё будут смеяться и долго припоминать. А всем, кто со мной знаком, и без этого есть о чём вспомнить.

Из дома выходит старая клыкастая и оглядывает нас (особенно меня).

— Надо бы вас уложить, — говорит она. — Постели уже должны быть готовы.

— Я хотел спросить… — начинает было Гилберт, но старуха перебивает его.

— Утро вечера подлиннее, как говорится! — заявляет она. — Утром и спросишь, а сейчас всем спать пора. И так из-за вас детвору в постели не загнать, да и свечей сколько пожгли, подумать страшно! Во-он тот дом видите?

Клыкастая указывает пальцем в сплетение ветвей и продолжает:

— Вам туда. Брадан, отнеси-ка это несчастье, глаза бы мои его не видели, а то ведь сам не дойдёт, чтоб он был здоров.

Здоровяк крякает, подхватывает меня на руки и несёт по раскачивающейся лесенке вверх, как какую-то чахлую принцессу.

— Да могу я сам идти! — шиплю я.

— Ты, принц, уж помолчи. На кого похож-то! Хоть бы тебя живым домой доставить, а то сестра твоя с нас шкуру спустит, да и отец, пожалуй, тоже, — отвечает моряк.

К счастью, идти совсем недалеко, так что вскоре он ставит меня на ноги у предназначенной нам хижины.

— Где тут дверь-то? — спрашиваю я, разглядывая переплетение ветвей, густо покрытое мхом.

Брадан тянет на себя малозаметный сучок, и вход обнаруживается. Дверь оказывается самая обычная, на петлях, но её непросто разглядеть, так как она тоже из веток, как и стена дома.

Свет фонаря, висящего снаружи, не очень ярок, но позволяет разглядеть комнатку. Изнутри стены утеплены ковриками из полос ткани. Окон в этом доме не оказывается, лишь небольшое отверстие в потолке. В дождь здесь наверняка не очень-то уютно.

Из обстановки — только две постели, сделанные из соломы и накрытые чем-то вроде меховых покрывал, сшитых из шкурок небольших зверьков.

— Ну вот, отдыхайте, — говорит Брадан, — а утром потолкуем. Ребята здесь что надо, вы их не бойтесь. А главное, Теодора они очень уважают.

И моряк уходит, не держась за перила, хотя подвесная дорога под его ногами раскачивается, как палуба в шторм.

— Ты какой-то зелёный, — бесцеремонно заявляет мне Гилберт. — Я принесу тебе воды, а ты пока ложись. Смотри, какие тут хорошие и мягкие одеяла, похоже, это кроличьи шкурки… Сильвер! Тебе опять нехорошо? Сильвер!

Глава 22. Вот за что б ни взялся, я во всём неплох

Утром я просыпаюсь бодрым и полным сил. Когда я оглядываюсь, то вижу, что остался в домике один. Гилберт уже встал и куда-то ушёл без меня.

Как только я открываю дверь, первым делом натыкаюсь на малышей, что носятся взад-вперёд по подвесным дорогам. Осторожно их обхожу (жалея, что когти и шипы на хвостах вырастают у них не в зрелом возрасте, когда они были бы более внимательны к другим) и хромаю к главному дому, потирая бедро. Кто-то из негодников всё же попал в цель.

Пока иду, я размышляю, почему всех детей зовут Теодорами. Не может же быть… или может? Неужели Теодор — их отец? Я так разволновался, что даже забыл о больной ноге.