Все цвета моей жизни

Я вдвигаю руки в оранжевый цвет и описываю ими круги. Сейчас я совсем не боюсь, что цвет пристанет ко мне. Я хочу отвести оранжевый от него. Он вместе со мной движется из стороны в сторону, но гуще, чем кажется. Тягучий, как слизь, но и твердый, как будто его нужно ломать. Я кладу руки Госпелу на грудь. Неудивительно, что он еле переводит дух. Цвет душит его.

– Почему он здесь? – спрашиваю я. – Вот именно в этом месте…

– Не знаю я.

– Я читала о травме, – говорю я и сглатываю, потому что не знаю, как он к этому отнесется. – Опыт переживания травмы сохраняется в нашем подсознании, как эхо. Он сидит в нашем энергетическом поле и мешает естественному потоку энергии. Я думаю, это эхо. Это не связано с тем, что происходит сейчас. Это вообще не связано с настоящим моментом.

Он пробует подвинуться, ему неудобен этот разговор. Я удерживаю его.

– Это все здесь, вокруг, – говорю я и делаю руками круги в цвете. Я его не чувствую, но от моих движений он перемещается, как густая жирная масса.

Чем больше внимания я уделяю оранжевому, тем больше он разрастается. Госпел моргает, дергается, всхрапывает.

– Что тебе врачи в школе советовали? – спрашиваю я.

– Дышать. Смотреть на вещи в комнате. Сначала на пять, потом на четыре, потом на три.

– Забудь. Скажи «отвали», вот и все, – советую я.

Он начинает хохотать.

– Отвали! – кричу я оранжевому на его груди.

– Отвали! – подхватывает он.

И мы кричим снова и снова, громче и громче, отгоняя все, что нас беспокоит.

Я закрываю глаза. Сколько во мне любви к нему! Я не хочу, чтобы он уезжал, но хочу, чтобы у него все сбылось. Я не хочу, чтобы его, эту прекрасную, добрую душу, травили в раздевалке какие-то дураки. Я не хочу, чтобы он волновался хотя бы один день. Я хочу, чтобы у него была та идеальная жизнь, которую он заслуживает, чтобы сбылись все его желания. Если кто-то и заслуживает этого, так он. Я хочу отогнать от него все плохое, сделать так, чтобы мир стал для него легче. Я хочу этого, я хочу этого, я очень этого хочу.

– Элис! – вдруг говорит он, и я открываю глаза.

– Что такое?

Дыхание у него успокоилось. Оранжевого на груди больше нет.

Но у меня горят руки.

Я встаю и выбегаю из комнаты, несусь через кухню, где его мама и папа бросили читать воскресные газеты и прислушиваются к нам.

– Что там творится? – спрашивает его отец.

– Ничего страшного, спорят, – отвечает мать.

Я бегу в сад. Госпел летит за мной. Руки горят, как будто на каждой из них пылает по факелу. Я падаю на колени, зарываюсь руками в землю около розового куста, глубоко-глубоко, пока пламя не гаснет.

Я без сил валюсь на траву. Он опускается рядом, и мы смотрим в небо.

– Цвет попал мне на руки, – без лишних слов говорю я.

– Может, деревце вырастет, – отвечает он.

Про себя я очень сильно сомневаюсь, что там теперь что-нибудь вырастет. Но, может быть, Госпел и прав. Мы начинаем истерически хохотать.

Его отец стоит в дверях, смотрит на нас, цокает и возвращается в дом.

* * *

Старая поговорка «Брось искать, тогда и найдешь», оказывается, чепуха. Я упорно искала мужчину без цвета. С того самого момента, когда его потеряла. Я искала его везде, а особенно в метро, как будто такой, как он, больше нигде не мог оказаться. Я искала похожих на него людей, без цветов, но он оказался феноменом, потому что я так никого и не нашла.

Пока не нашла его.

* * *

Девять утра, я стою в углу, напротив входа на станцию метро. Я здесь с восьми: по моим расчетам, примерно в это время все и отовсюду едут на работу. Понятно, он мог оказаться здесь для собственного удовольствия, может, ездил к кому-то в гости, может, он продавец, но все это приводило меня к печальному заключению, что больше я никогда его не увижу, поэтому я вернулась к плану «А»: он работает где-то поблизости. Я учла и то, что он так зачитался книгой или заслушался музыкой, что, возможно, проехал. Поэтому несколько раз по утрам я меняла место наблюдения и ждала его на других станциях.

Но сегодня утром я здесь, на углу, не свожу глаз со ступеней станции, смотрю во все стороны, откуда он может появиться, раздумываю, не сбегать ли за бутылкой воды в ближайший магазин или не уходить со своего поста. Я мучаюсь, твержу, как мантру «ну, еще пять минут», решаю остаться до десяти часов, но наступает десять, и я задерживаюсь очередные пять минут. Может, схожу за бутылкой воды и еще пять минут подожду. И в разгар этого внутреннего спора я вижу его. Он спускается по лестнице, в темно-синем костюме, белой рубашке с расстегнутыми пуговицами, в кроссовках и с сумкой за спиной. Я прямо не верю своим глазам. Прошло девять месяцев. Я замираю от потрясения, потом понимаю, что нужно шевелиться, иначе я снова его потеряю. Он поворачивает направо, я кидаюсь через дорогу, сердито гудит машина, на повороте чуть на сбив меня, и я спешу за ним по дорожке, то ускоряя, то замедляя шаг, прислушиваясь к своему взволнованному внутреннему голосу.