Все ураганы в лицо

Он помолчал, словно прислушиваясь к какому-то внутреннему голосу. Потом добавил:

— Мы с вами где-то встречались.

Михайлов медленно огляделся по сторонам. Никого! Ударить ногой в живот, а самому — под состав. За насыпью — лес… То была первая реакция. Однако спешить некуда: жандармов поблизости нет. А чтобы тебя не узнали, нужно менять не столько внешность, сколько манеру держаться, умело наводить противника на ложный след. Михайлов робко улыбнулся, как улыбается всякий маленький человек, удостоившийся внимания высокопоставленного лица.

— Не имел чести, ваше-ство, — пробормотал он невнятно.

— А скажите, любезный, не приходилось ли вам участвовать в какой-нибудь военно-судебной процедуре? Я, видите ли, в некотором роде юрист. Не адвокат ли, случаем?

На лице Михайлова отразилось недоумение.

— Я по другому ведомству. С вашего позволения, титулярный советник Михайлов.

— Весьма приятно. Меня можете величать Ильей Петровичем. Как понимаю, вольноопределяющийся?

Михайлов снова огляделся по сторонам.

— Везу частное письмо генерал-адъютанту Эверту.

Он вынул из внутреннего кармана изящный сиреневый конверт с золотым тиснением, как бы желая удостовериться, что письмо цело, разгладил его рукой и сунул обратно.

Генерал сделал понимающий вид и ни о чем больше не стал расспрашивать. Ведь главнокомандующий — тоже человек. У него могут быть амурные дела, не исключена, конечно, и переписка с деловыми кругами: все то, что нельзя доверить полевой почте.

Генерал задумался. Он изнывал от скуки. Хотелось поболтать с живой душой; так всегда случается, когда подъезжаешь к чему-то страшному: к фронту.

— В шахматы играете?

— Балуюсь.

— Не сыграть ли нам партию-другую? Как говорил Цицерон: про арис эт фоцис — за алтари и отечество.

— Если будет угодно…

— Оставьте, любезный. Я ведь совсем извелся. Не переношу дороги вообще. Ведь со мной во всем салоне — никого. Кроме двух жандармов. Унылая компания. Милости прошу.

Когда вошли в вагон-салон, жандармы поднялись. Больше в силу профессиональной привычки, чем из-за интереса, они ощупали Михайлова глазами. Он сделал вид, что просто не замечает их.

Сидели за шахматной доской. В такт покачиваниям вагона позванивала пустая бутылка из-под абрау-дюрсо. Генерал то и дело пододвигал партнеру коробку шоколадных конфет «от Крафта». Милков считался хорошим шахматистом, но противник попался сильный. Две партии он все же проиграл (то ли взаправду, то ли просто из-за любезности). Милков вошел в азарт, горячился, беспрестанно напевал приятным тенорком свою любимую арию: «Преступника ведут — кто этот осужденный?»

И все же генерал исподтишка продолжал изучать своего нового знакомого. «Старею, память начинает сдавать, — сокрушался он. — Но такое значительное лицо — одно из тысячи. Где, когда? Я еще ни разу не ошибался. Эти неторопливые жесты, ледяное спокойствие, невозмутимость. Утверждает, что из Петербурга. Вот и проверим…»

— Гм, гм. Вам, должно быть, приходится вращаться в военных кругах. А не случалось ли вам встречаться с генерал-лейтенантом Янушкевичем?

— Вы имеете в виду начальника штаба верховного главнокомандования?

— Да, да.

— Видите ли, я не так часто бываю в штабе…

— Но вы обязательно должны знать Молоствова.

— Кто не знает Молоствова! Приятнейший человек.

— А чем он сейчас занят?

— Вы лучше спросите, чем он не занят. Он прикомандирован к военному министру и пользуется правом личного доклада императрице Александре Федоровне: ведь он на свой счет оборудовал и содержит санитарный поезд, возит подарки на фронт. И еще я вам скажу: он один из лучших знатоков конского дела.

— И не мудрено: он служил в лейб-гвардии конном полку.

— Я вам скажу больше: он потомок Суворова. Да, да, графа Суворова-Рымникского, князя Италийского, знаменитого полководца. Пытается получить обратно майорат Суворова.

— Это для меня новость!

— Представьте себе. Это длинная история. Как известно, Суворов оставил одного сына, Аркадия Александровича, впоследствии командовавшего дунайской армией. Он утонул в 1811 году в Рымнике. «Рымник, ты дал славу отцу и могилу сыну», — сказал по поводу столь необычного совпадения один из современников. Так вот, внук Суворова, Александр Аркадьевич, дипломат и генерал, служил на Кавказе и в Польше, был с дипломатическими миссиями при немецких дворах, был генерал-губернатором Петербурга и до своей смерти в 1882 году состоял генерал-инспектором инфантерии.

Генерал Милков даже забыл про шахматы: ого, видно, титулярный советник — не просто титулярный советник… Осведомлен даже о том, что было в 1882 году.

— А откуда взялся в таком случае Молоствов? — спросил генерал уже из чистой любознательности, так как лично знал Молоствова.

— История еще более длинная. Ну если уж так вам хочется… Правнук великого полководца умер бездетным. Сестра его, Любовь Александровна, вышла замуж за военного агента в Вене, офицера Преображенского полка Молоствова. От этого брака родилось четыре сына, младший из которых и есть полковник Молоствов.