Все успешные CEO делают это. Как брать от жизни все и добиваться феноменальных результатов в карьере

Выходя на сцену, Джен легко считывает общую атмосферу, царящую в аудитории, – люди могут опасаться, быть начеку, или, напротив, восприимчивыми и ободряющими. Она считывает и язык тела отдельных участников: вот кто-то сидит, сложа руки на груди, и выглядит закрытым, а кто-то откинулся назад, или, наоборот, увлекшись происходящим подался вперед. Конечно, Джен всегда высказывает свою точку зрения. Но благодаря этим подсказкам она может корректировать свою речь и выбор слов. Вероятно, именно поэтому она считается столь блистательным оратором.

Джен подчеркивает: «Интуиция – один из самых мощных ваших даров. Ум может создавать всевозможные безумные иллюзии, но интуиция всегда будет вести вас с чистотой. Не уважать ее силу и не слушать ее, значит лишать себя и других своей судьбы. Доверяйте себе».

Джен задумывается о том, что дало ей обретение этой ясности, и делает глубокий вдох, будто пытаясь охватить все то, что подарила ей интуиция. Так каков ее вывод? Джен признается, что интуиция помогла ей обрести величайшую драгоценность – «постоянный внутренний покой».

Спица 14

Заведите хобби, которое поднимает настроение. Создайте поток!

Сокровища, скрытые в вас, ждут, когда вы скажете им да.

Элизабет Гилберт

Шесть недостающих зубов

Так уж вышло, что мое главное хобби, поднимающее настроение, приказало долго жить в тот самый день, когда на свет появился мой первый ребенок. Оно зависло во времени, там, где я его оставила.

Я обожала писать со времен начальной школы. Я с ума сходила от чувства, которое возникает, когда получается точно изложить свои мысли и истории на бумаге.

Каждый год я заполняла толстый дневник своими размышлениями о летней работе на кукурузных полях и неожиданной свободе, обретенной в закрытой школе для девочек на Восточном побережье. В итоге я решила получить степень по литературному творчеству. Мои профессора, настоящие писатели, обладатели Пулитцеровской премии, научили меня писать более увлекательно. Я провела незабываемое лето в Оксфорде, изучая прекрасную поэзию Вордсворта, а затем, охваченная силой идеального рассказа, я отправилась за степенью магистра литературы.

Писательство сопровождало меня всюду, потому что это то, кем я была; я писала о том, как выхожу замуж, переезжаю из Чикаго в Калифорнию, снимаю квартиру, где по ночам слышны туманные гудки Залива, путешествую с мужем по миру. Я писала о кристально-голубых водах греческого Пароса, и о том дне, когда мы встретили стригаля в далекой Турции, и о том, как мы дали чаевые заклинателю змей на базаре в Марракеше.

Я писала почти каждый день, изо дня в день, и это помогало мне понять, что я думаю о мире; когда моя рука двигалась по бумаге, сердцу открывалась моя истина.

Но когда я впервые стала мамой, мир перевернулся с ног на голову. Забота о ребенке, попытка исцелить свое тело и всего 12 недель декретного отпуска (которые я решила провести с пользой в подготовке к изнурительному сертификационному тесту на звание специалиста по финансовому планированию, что должно было значительно помочь моей карьере) убили мое вдохновляющее хобби прямо на месте. Ужасно, однако я была так невероятно рассеянна, что едва это заметила.

С новой жизненной парадигмой и огромным количеством дел, свалившихся на мою голову, я как-то непреднамеренно отпустила писательство, и оно, словно любимый пиджак, вдруг затерялось среди ненужных больше вещей и отправилось на благотворительность. А я не замечала пропажи, пока она мне действительно не понадобилась.

Когда я глубоко погрузилась в свою жизнь, то вдруг поняла, что за последние шесть лет не написала ни одной творческой строчки, не сделала ни одной записи в дневнике. В аккуратных коробах, хранивших все мои дневники за каждый год, начиная с начальной школы, не хватало шести тетрадей, и их отсутствие было столь же очевидно, как отсутствие шести передних зубов.

Дело не в том, что я никак не отметила то значимое время; у меня есть сотни фотографий первой дочки и ее сестры, родившейся два года спустя, и всех наших совместных приключений. Я даже занималась скрапбукингом, вклеивала фотографии в огромный толстый альбом и снабжала каждую подробным описанием. Но это была моя любовь, направленная наружу, а не внутрь.

Конечно, я оставалась любящей матерью, заботливой женой, хорошим другом и восходящей звездой на работе, но моя личность как писателя отсутствовала, а вместе с ней затерялось и мое глубочайшее, истинное Я. Осознание этого было подобно удару в живот, нанесенного самой себе, – я пренебрегла самой страстной, живой и внимательной частью себя. Своими мыслями. Кто я такая? Какой я стала? Бесспорным и самым верным ответом было то, что я невероятно больна.