Все в прошлом. Теория и практика публичной истории

Наконец, последний блок литературы пока существует в пространстве изучения российского краеведения скорее как перспективный, нежели как актуальный. Представляется, что осмыслению практики краеведческой работы способствовало бы введение в оборот текстов зарубежных исследователей, посвященных исторической культуре и локальной истории. Они могли бы, с одной стороны, способствовать формированию образа «нового краеведения», а также — с другой — проблематизировать его значение. Речь идет о текстах публичных историков (таких, как Долорес Хейден, Дэвид Глассберг или Рой Розенцвейг), историков знания (Селия Эпплгейт), локальных историков (Кэрол Каммен), культурных географов (Сета Лоу, Дон Митчелл) и других исследователей, которые задают координаты рефлексии о традиции краеведения, о способах формирования актуальной исторической повестки и включения знания о прошлом в жизнь региона.

Практики

Переход краеведения от междисциплинарной области знания в сферу публичной истории пока что исследован довольно мало. Множество новых краеведческих проектов по всей стране показывают, что краеведение работает с большим количеством материалов, чем в предыдущие периоды, и становится ресурсом для решения разнообразных задач. При исследовании краеведческих публичных проектов стоит помнить, что в рамках этих проектов их участники рассказывают истории о прошлом (нарративы), используя разные медиа, а также то, что эти проекты создаются в рамках определенных сообществ и институций и адресованы определенной аудитории.

Первым аспектом краеведческой деятельности является то, о чем и как рассказывает краеведение: нарративы.

С одной стороны, краеведческие исследования часто не ставят своей задачей произвести самостоятельный, обособленный нарратив, а скорее вписывают место (город, регион, район) в историю страны — что было здесь до революции, во время Великой Отечественной войны и т. д. — и в этом плане лишь дополняют, локализуют большие нарративы [151]

. Так, например, действует краеведение, включенное в школьные программы. Другой вид нарративов, формирующих неспецифичное локальное прошлое, связан с представлениями о «народном», древнем, традиционном. Такая история включает возрождение ремесел и организацию тематических мероприятий и отсылает к узнаваемым образам «сказочной древности», конструирование которых выступает характерной стратегией брендирования регионов [152]. С другой стороны, часто нарратив строится не просто как проекция «большой» истории или локальная иллюстрация универсальных образов, а напротив, в форме демонстрации уникальности и исторической значимости данного места. Одним из многочисленных примеров конструирования локальных этнических групп может быть создание Сергеем Темняткиным в деревне Мартыново Мышкинского района Ярославской области музея кацкарей — особой народности со своим диалектом, историей и культурой [153]

. Для утверждения значимости края важны ключевые для данного места персонажи. В создании нарратива особую роль играет обоснование связи между личностными качествами и исторической значимостью персонажа и присущими краю и его жителям свойствами (такова Евдокия Стрешнева в Мещовске) [154]. Другой составляющей краеведческого знания, позволяющей переводить повествование о месте в план личной истории, являются генеалогические изыскания, поддерживающие идею идентичности места через обращение к персональным историям.

Значимой стратегией конструирования локальных нарративов выступает разработка «невидимой» истории, акцентирующей внимание на сюжетах, которые по тем или иным основаниям вытесняются из официальной историографии (в этом смысле характерно название книги Витольда Славнина «Томск сокровенный»). Такие сюжеты, во-первых, могут быть исключенными из-за своей «ненаучности» и связаны с местным фольклором, мифологическими рассказами о загадочных местах и мистических событиях. Во-вторых, некоторые формы краеведческого нарратива выступают компенсацией дефицитов господствующей системы исторических репрезентаций, описанной современными исследованиями памяти. Эти формы включают реконструкции частных историй и изучение различных аспектов трудного прошлого: истории маргинализированных групп (переселенцев, язычников, иноэтничных), истории трагедий и репрессивных учреждений и т. д. В качестве примера последних можно привести проекты «Это прямо здесь» общества «Мемориал», «Сибиряки вольные и невольные» Томского краеведческого музея, а также независимый сайт «Москва — Волга», посвященный трагической истории строительства канала в 1930-е годы [155].