Все загадки мировой истории

Григорий с отсутствующим видом по-прежнему молчал.

– А балы, Гриша, какие! Иногда в вечер на Москве по сорок балов бывает. Девки из девичьих не вылезают – туалеты все барышням шьют. Один бал в Благородном собрании чего стоит. Экосезы, гавоты, котильоны… А какие барышни! Все помещики окрест дочек в Москву везут. По четыре тыщи на каждом балу! У нас франты даже вальсон танцуют! При сем танце… не поверишь… даму берут за талию! Ну, враги! Сущие враги! Куда там твоему Петербургу! – хохотал Алексей Григорьевич.

Хлопочет вокруг лошадей Алексей Орлов и по-прежнему преувеличенно бодро обращается к молчащему Григорию:

– А балы наскучат – езжай в Английский клоб. Ах, какие там умники! Что тебе твой граф Панин! Они так политику обсудят…

А какая игра! Пятьдесят тысяч за ночь проиграть можно! Бостон, пикет… У нас так в Москве к игре пристрастились, что танцевать на балах некому. А чудаки наши московские! Да-с, любим щегольнуть чудачествами. Я на днях выезжал на паре, так на запятках у меня были трехаршинный гайдук и карлица, левая коренная у меня была с верблюда, а правая – с собаку, – хохотал граф. – А какой у меня повар! Сущий враг! Индеек откармливает трюфелями, орехами и рейнским вином отпаивает… Да ты, чай, не слушаешь?

– Значит, ты тоже женился? –   вдруг как-то странно спросил Григорий.

– Ей-ей, Григорьюшко, пока ты по заграницам разъезжал, – постарался пошутить Алексей.

– Покажи жену.

Из дома выходит молодая женщина с ясным простым лицом.

Алексей подводит ее к Григорию.

– Жена моя Евдокия Николаевна. А это брат мой Григорий – восстал сегодня с одра болезни.

Григорий кланяется. Евдокия Николаевна целует Григория в щеку, а он бессмысленно на нее смотрит. Алексей Григорьевич чуть заметно кивнул жене. И она так же молча ушла.

– Ну что? Нехороша?.. Нехороша, да безропотна, потому как постарому воспитана, в уважении к супругу. Я долго думал – красивую взять или добрую? Красивых-то я насмотрелся. И взял добрую.

– Ох, как ты веселишься, Алеша, – вдруг отрывисто сказал Григорий. – А на душе у тебя, поди, кошки скребут, – и он вдруг засмеялся. – Деток-то у тебя нет!

– Пока Господь не дал, – растерянно ответил Алексей Григорьевич, – но надеемся.

– И не даст, Алеша. Потому что уж очень хочешь ты детей. Не будет их у тебя. За шутки наши не будет…

– Опять бредишь!

– Пусть из Санкт-Петербургу… из дому моего… ее туалетец мне привезут золотой, – бессвязно сказал Григорий.

– Какой туалетец? – терпеливо спросил брат.

– Ну, который государыня, полюбовница моя прежняя, жене моей покойной к свадьбе подарила…

– Зачем он тебе, Гриша? – все так же терпеливо, как с ребенком, продолжал разговор с братом граф Алексей Григорьевич.

– Скучаю по разговору с покойницей… Я как голову положу на тот туалетец посреди ее флакончиков, тотчас разговор слышу.

– Какой разговор, Гриша?

– Жены-покойницы. Все говорит: «Не будет вам, Орловым-то, счастья. За ваши грехи меня у тебя забрали. За то, что шутить часто изволили».

– Послушай! В себя-то приди! И опомнись!

– Не хочешь… Неужто забыл, как император всероссийский подышать воздухом у тебя просил? А ты и пошутил. А потом совсем с ним пошутил – за горло его… И с нею… с той женщиной… совсем отменно пошутил: в Петербург доставил на смерть. И как она от чахотки, так вот и жена моя от чахотки…

– Замолчи, – в бешенстве прохрипел Орлов и схватил брата за руку.

– Больно, – равнодушно сказал Григорий. И прибавил: – И я вот… вослед за тобой тоже пошутить рискнул.

Алексей уставился на брата и только прошептал:

– Да ты что?

– Будто не знаешь? Врешь, все знаешь! Она тебе все говорит.

Оба вы злодеи… За горло взяла она меня, – он засмеялся, – как ты императора… Вот ту, настоящую, я и привез…

Алексей в ужасе смотрел на брата.

– Послушай, брат, я скоро уйду к жене-покойнице… Чтоб мне там поменее мучиться: пусть она ее из крепости освободит. Тихая она, как птица ручная. В монастыре пусть поселит. Там ей самое место.

Обещай! Как я уйду, поедешь к ней и скажешь: дескать, так и так, полюбовник твой сделать это велел, иначе на том свете проклинать тебя будет… – Он замолчал.

– Значит, ты… – тихо выдохнул Алексей.

– Угу… Шутку твою повторил. Всю. Целиком. От корабля до крепости. Да вот жена моя шутку не выдержала. Прекрасна была и чувствительна. Как поняла ту шутку – гаснуть стала… Не хочу я здесь более. Я старался, поверь. Лежал сколько дней в комнате – все старался. Отпусти меня к ней, Алеша.

– Побойся Бога…

– Я всегда меж вами был первый, – продолжал Григорий, – первый чины получал, первый к трону стоял, во всем я был первый…

Так что и в смерти мне быть первым. Христом-Богом прошу: не сторожи меня. Яду не дашь – голову разобью. О тот туалетец… А то еще хуже, – прошептал он, – убегу в Петербург. И ее зарежу. Ты нашу кровь знаешь…

Алексей замолчал. Григорий посмотрел ему в глаза долгим взглядом и облегченно засмеялся.

– Ну вот… И слава богу… Как дед – пни мою голову!

В парадной зале дворца за круглым столом сидели пять братьев Орловых. Лакеи неслышно подавали блюда. В молчании шла эта трапеза.

Наконец Григорий поднялся и сказал: